Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства - [26]
Упрочение западноевропейских связей было подкреплено заключением выгодных браков детей князя Владимира. Предполагается, что одна из дочерей Владимира Святославича – Предслава стала женой двоюродного брата короля Венгрии Иштвана I (Стефана Святого) Ласло. Святослав Владимирович, вероятно, был женат на венгерской герцогине[257], а Святополк – на польской княжне, что косвенно свидетельствует о симпатии западному христианству. Насколько можно заметить хотя бы по сообщениям Никоновской летописи, князь Владимир «отказался от односторонней нацеленности дипломатии на Византию. Его первым и постоянным основным партнером во внешнеполитических отношениях стала Германская империя»[258].
Говоря о Русской церкви последних пятнадцати лет жизни св. князя Владимира Святославича, следует отметить, что лакуны исторических данных имеются не только в хронологическом повествовании публицистических памятников, но и в тематических областях знаний о прошлом. Помимо летописных известий о храмостроительстве в этот период, храмов или их остатков не сохранилось (за исключением раскопанных фундаментов и остатков отделки Десятинной церкви). Почти нет сведений о церковных событиях, равно как нет и упоминаний каких-либо имен, например, монахов или священников – главными и единственными действующими лицами были (в тех статьях, которые заполнены в летописях) представители иерархических княжеских или церковных структур. При этом следует иметь ввиду, что если в отношении княжеских внутрисемейных отношений, за исключением вопросов, связанных с заключением браков, во всех летописных текстах нет путаницы (хотя восстановить даже приблизительно количество детей князя Владимира и их судьбы не представляется возможным[259]), то этого совершенно нельзя сказать о церковной иерархии.
Вопрос, какие церковные иерархии присутствовали в Киевской Руси, весьма сложен[260]. Необходимо учитывать массу факторов, как имеющих обоснование в исторических источниках, так и существующих только в форме предположений и гипотез. В историографии уже были сделаны первые попытки говорить о сосуществовании нескольких церковных иерархий на Руси (А. В. Гадло, А. Е. Мусин), однако, опираясь на принцип противопоставления, данные историки предполагали конкуренцию не более двух юрисдикций одновременно, и сам вопрос не был исследован ими системно[261].
Восточный епископ, XI век.
Главная гипотеза, уже озвученная выше, основана на предположении о бытовании на Руси византийской церковной иерархии. Главным подтверждением этого мнения служит упоминание Киевской митрополии в списках митрополий Константинопольского патриархата. Данную позицию наиболее последовательно отстаивал Я. Н. Щапов. Согласно его предположению, византийская иерархия уже в конце X века считала киевскую епархию частью своей церкви, а князь Владимир ко времени постройки Десятинной церкви создал стройную систему церковного управления[262]. Нужно отметить, что концепция Щапова есть не что иное, как развитие традиционной точки зрения о монополии церковной иерархии Византии в Киевской Руси. Разработана она, на наш взгляд, недостаточно. Вероятно, древнейшее упоминание имени митрополита Михаила как первого главы Русской церкви, присланного «от Фотия патриарха» князю Владимиру, можно найти в Уставе князя о десятинах, судах и людях церковных[263]. Древность этого упоминания по целому ряду соображений не может восходить не только к X веку, но даже и к XI–XII векам.
Во-первых, в рукописный текст Устава, в зависимости от того, где и когда он переписывался, вставлялись те или иные подробности – меры длины и веса, названия чинов, наказания и многое другое[264]. Изменчивость этого памятника привела к созданию многочисленных редакций, различающихся как в содержании, так и в объеме. Это разнообразие не дает возможности точно установить, как он выглядел в момент его создания (и, стало быть, было ли там упомянуто имя митрополита, или оно было добавлено позднее). Во-вторых, характер памятника, очень сильно отличающегося от типических для XI века «уголовных» Уставов и Правд, косвенно указывает на его более позднее происхождение.
Соглашаясь в целом с возможностью участия Константинополя в крещении киевлян, отметим, что монопольное возглавление этого процесса греками не подтверждается не только древнерусскими источниками, но и противоречит здравому смыслу, поскольку греки ни при каких обстоятельствах не были готовы изучать варварский язык в объемах, необходимых для проведения крещения и уж тем более оглашения (см. гл. 5). Нет исторических примеров, когда Византия организовывала бы масштабные миссионерские проекты в странах, которые считала слишком слабо развитыми по сравнению с собой, тем более среди народов, не имеющих государственного устройства[265]. Основные древнерусские источники знают только иерархию, привезенную князем Владимиром из Херсонеса. Архиепископ из Херсонеса и митрополит из Константинополя – это далеко не одно и тоже. Поэтому можно вполне обоснованно предположить, опираясь на отсутствие сведений о византийских иерархах в древнерусских источниках, что митрополит из Константинополя не смог доехать до Киева при жизни князя Владимира или был вынужден оттуда уехать. Однако проверка данного тезиса требует дополнительных изысканий.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.