Князь Василий Долгоруков (Крымский) - [47]

Конец вспыхнувшей адмиральской вражде положил Алексей Орлов, бывший в это время под Наварином. Прибыв на эскадру одиннадцатого июня, он молча, устремив неподвижный взгляд на морской горизонт, выслушал рапорты Спиридова и Эльфинстона, их взаимные упреки и обвинения. А затем, со свойственной ему решительностью, объявил, что берет командование объединенной эскадрой на себя и поднимает флаг на линейном корабле «Три иерарха».

— Все споры, господа адмиралы, закончены! Для пресечения недоразумений и великого числа непорядков, имеющих место в обеих эскадрах, для сохранения дисциплины и отвращения уныния я вынужден взять команду на себя… И мой первый приказ будет краткий — вперед за турком!..

Официально турецким флотом командовал капудан-паша Ибрагим Хосамеддин. Но поскольку он ничего не смыслил в морском деле да и по характеру был труслив, то фактически флотом руководил опытный моряк-алжирец Гассан-бей.

Преследуемый русской эскадрой, неприятельский флот стал на якорь в проливе у острова Хиосс, где Гассан решил дать гяурам генеральное сражение. И за обедом объявил об этом капудан-паше.

Пытаясь сохранить собственное величие перед подчиненными, Ибрагим возражать не стал, однако к вечеру, сломленный страхом, сказал, что собирается провести инспекцию береговых батарей и быстро покинул флагманский «Реал Мустафа», передав командование — и ответственность перед султаном! — Гассан-бею.

Объявляя о предстоящем генеральном сражении, чернобородый алжирец чувствовал себя уверенно — и по численности, и по огневой мощи турецкий флот был гораздо сильнее русского. В его составе насчитывалось 19 линейных кораблей, на которых находились 1282 пушки, а также около 50 мелких судов.

Готовясь к сражению, Гассан-бей расположил свой флот в две линии. В первую он поставил все сильнейшие корабли во главе со 100-пушечным флагманом «Реал Мустафа», а во вторую — семь 60-пушечных линейных кораблей, две 50-пушечные каравеллы и два 40-пушечных фрегата. Все корабли стояли плотно, словно крепостная стена, — расстояние между ними было определено в два корпуса.

Построение русского флота оказалось иным, чем у турок, — в три ряда. В авангарде шли линейные корабли «Европа», «Три святителя» и «Евстафий», на котором был командовавший авангардом Спиридов. В среднем ряду — под командой Самуила Грейга — находились линкоры «Ианнуарий», «Ростислав» и «Три иерарха». А в арьергард Орлов поставил линкоры «Не тронь меня», «Саратов» и «Святослав» под командованием Эльфинстона. Семь фрегатов, бомбардирское судно «Гром» и другие суда в боевую линию не входили и следовали за арьергардом. В случае успеха они должны были атаковать малые суда турок.

Как и положено перед решающим боем, все офицеры и матросы переоделись в чистое белье, помолились о даровании победы, и двадцать четвертого июня, в десятом часу утра, четко выдерживая объявленный строй, русская эскадра вошла в Хиосский пролив.

Шедший впереди флагман «Три иерарха» убавил паруса, пропустил вперед авангард, после чего Орлов приказал поднять на грот-мачте красно-белый флаг и дать пушечный выстрел. Это означало команду — «Гнать на неприятеля!»

Приближение русского авангарда турки встретили яростным огнем, который, впрочем, не причинил кораблям Спиридова никакого вреда. А вот атака русских оказалась успешной.

Разглядев в зрительную трубу, где находится «Реал» Гассан-бея, адмирал Спиридов направил туда линкоры «Европа» и «Евстафий», правильно рассчитав, что потеря флагмана обескуражит неприятеля и посеет в его рядах панику. Под огнем турецких орудий «Европа» приблизилась на расстояние пистолетного выстрела и по команде капитана Федота Клокачева дала залп правым бортом.

Вслед за «Европой» к «Реалу» подошли еще два линкора — «Евстафий» капитана 1-го ранга Александра фон Круза и «Три святителя» капитана 1-го ранга Степана Хметевского, — после чего положение флагмана, на который обрушился дождь ядер и брандскугелей, стало критическим — в разных местах корабля вспыхнули пожары.

Стараясь поскорее покончить с «Реалом», Спиридов приказал усилить огонь, однако неожиданна в ход сражения вмешалась погода — гулявший над волнами ветер стих, паруса обвисли, и сильное течение стало сносить «Европу» в сторону от турок. Бывший на корабле греческий лоцман, пугливо округлив глаза, подбежал к Клокачеву и завопил, что нужно немедленно менять курс, иначе корабль непременно налетит на подводные камни. Охваченный азартом боя Федот Алексеевич длинно выругался, но — не имея другого выбора — приказал отойти в сторону, уступив свое место «Евстафию».

Увидев нежданный маневр «Европы», не знавший о предупреждении лоцмана Спиридов решил, что Клокачев просто струсил и, надрывая голос, в бешенстве закричал в рупор:

— Поздравляю вас матросом, капитан!

Но в грохоте боя Клокачев ничего не услышал и лишь жестами показал направление своего курса.

С отходом «Европы» положение авангарда резко ухудшилось.

Шедший за «Евстафием» линкор «Три святителя» получил серьезное повреждение — турецким ядром у него сорвало один из наветренных парусов. Лишившись управляемости, корабль не смог удержаться в строю и врезался почти в середину турецкого флота.