Князь Василий Долгоруков (Крымский) - [4]

Поздним вечером, когда южная звездная ночь окутала непроницаемым покрывалом цветущую степь, разделившиеся на несколько колонн войска стали подтягиваться к указанным в ордер-де-баталии местам для атаки. Спешенный Троицкий полк был определен в одну из штурмовых колонн и вместе со всеми терпеливо ждал сигнала на приступ.

Ближе к рассвету, вспугнув задремавших обозных лошадей, гулко прогрохотала сигнальная пушка, отправившая своим выстрелом к линии 2,5-тысячный диверсионный отряд. По звуку доносившихся с правого фланга залпов турецких орудий, огонь которых все усиливался, стало ясно, что турки попались на фельдмаршальскую уловку. И выждав для верности около часа, чтобы турецкие янычары и татарская конница успели сдвинуться на правый фланг, Миних послал на штурм главные силы.

Громовые раскаты русских батарей, обрушивших на вал и башни десятки ядер и бомб, казалось, заполнили все пространство Присивашья. Над росистой землей белыми облаками расплывались клубы орудийных дымов, солоновато-горький ночной воздух пропитался кислыми запахами сгоревшего пороха.

Обхватив обеими руками тяжелое ружье, дрожащий от небывалого доселе возбуждения, Василий Долгоруков вместе с другими драгунами Троицкого полка шагал ко рву.

Для юноши, всего два дня назад записанного в полк и еще не успевшего научиться владеть оружием, это был первый в жизни бой. Первый, который одновременно мог оказаться и последним. Но княжич не задумывался об опасности и, увлеченный всеобщим порывом, наталкиваясь на семенивших рядом драгун, побежал вперед. В багровых отблесках разрывов рвавшихся на валу ядер и бомб он, кувыркаясь, скатился в глубокий ров, поднялся на ноги и в нерешительности стал озираться по сторонам.

Вокруг него, насколько позволяли увидеть отблески разрывов, толпились гренадеры и драгуны, строившие живые пирамиды. Поскольку никаких лестниц для штурма припасено не было, солдаты, из тех, кто покрепче, широко расставив ноги, согнувшись, упирались руками в стенку вала, другие становились им на спины, а самые легкие проворно взбирались на плечи верхних, чтобы с помощью вонзаемых в землю штыков попытаться подняться по стене.

Сидевшим на валу туркам стрелять вниз было неудобно, поэтому они бросали валявшиеся под ногами камни, пустые бочонки из-под воды, обломки досок, палки. Особого вреда этот хлам не причинял, но восхождение солдат все же затруднял: получив неожиданный удар, гренадеры часто срывались со стены, с воплями падали на головы товарищей, ждавших на дне рва своей очереди.

— Васька! — крикнул кто-то из ближней пирамиды Долгорукову. — Чего рот раззявил?! А ну давай полезай! Ты из нас самый тощий будешь!

Отбросив в сторону ружье, сдвинув ножны с короткой саблей за спину, Долгоруков вскарабкался на плечи рослого драгуна, поднял голову, посмотрел на вал, тяжелой зловещей скалой уходивший в начавшее светлеть небо. Вал был неровный, во многих местах каменные плиты давно отпали; а прогалины от них проросли жесткой кустистой травой.

Василий крепко ухватился рукой за выступ ближней ноздреватой плиты и «тал карабкаться наверх. Двигался он медленно, перебирая руками торчавшие камни, осторожно ощупывая носком башмака каждый выступ, прежде чем поставить на него ногу.

Он поднялся уже сажен на шесть, когда понял, что спуститься назад — даже если захочет! — не сможет. А если дрогнет рука, сорвется нога — разобьется насмерть. Оставался только один путь — наверх.

Ломая на пальцах ногти, не чувствуя боли от ссадин, Василий из последних сил забрался на вал. Перевалившись на спину, он несколько мгновений лежал без движения, пытаясь отдышаться, затем встал на дрожавшие от страшного напряжения ноги, огляделся и, осознав, что достиг цели, закричал срывающимся фальцетом:

— Виват, Россия-я-я!..

Откуда-то сбоку к нему бросился высокий турок, намереваясь срубить кривым ятаганом.

Долгоруков судорожно стал искать ладонью эфес болтавшейся за спиной сабли, пытаясь вытащить ее из ножен.

Но турок добежать не успел — поднявшийся в нескольких шагах от княжича драгун, мимо которого пробегал янычар, со всего размаха всадил ему в бок сверкнувший тусклым серебром штык. Турок жутко, по-заячьи, взвизгнул и, обхватив штык окровавленными руками, завертелся волчком на месте.

— Не дрейфь, Васька! — подбодрил его драгун, выдергивая штык из тела поверженного янычара. — Еще не такое увидишь! Это тебе не на балах отплясывать!..

Долгоруков, боязливо оглядываясь на все еще визжащего турка, выхватил наконец свою саблю и поспешил за драгуном.

Вскоре штурмовые колонны овладели валом на всем левом фланге. Кряхтя от непосильной натуги, солдаты втащили наверх на канатах семь орудий, а подоспевшие артиллеристы, быстро изготовившись к стрельбе, открыли огонь по отступавшим к крепости Ор-Капу туркам.

Засевший в крепости гарнизон особой отваги не проявил: увидев в свете нарождающегося дня, какая грозная сила стоит перед ним — сдался без боя. А сдвинувшаяся в начале штурма на правый фланг татарская конница Каплан-Гирея в сражение вступать не рискнула, развернула лошадей и стремительно ускакала в порозовевшую от восходящего солнца степь.