Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869 - [77]

.

Князь любил видеть у себя за столом общество людей, которые, не стесняясь его присутствием, свободно выражали свои мысли и кушали бы с аппетитом. Ежели кто из гостей встречал блюдо не по вкусу, князь это запоминал и, ожидая это лицо опять к обеду, принимал это в соображение и предупреждал своего повара, накануне заказывая ему обед, чтобы блюда, нелюбимого гостем, за столом не было. Необыкновенная память и внимательность князя даже и в безделицах его не оставляли.

Разговоры за столом заводились, разумеется, сообразно кругу собравшихся гостей; расположение духа хозяина всегда было ровное и приятное. Вслушиваясь в общий говор, князь его поддерживал, дополняя своими воспоминаниями и суждениями. Ожидая к обеду человека нового, известной специальности, Александр Сергеевич, помимо подбора соответствующих собеседников, для приятного и полезного развлечения гостя, доставал из своей библиотеки самые любопытные и редкие сочинения по части специальности нового гостя. Книги переносились в прилегавший к гостиным комнатам кабинетик и раскладывались на большом столе, для удобства чтения и рассматривания рисунков и чертежей. Скажу о себе: когда я, тогда еще только уланский штаб-ротмистр, был в первый раз приглашен князем к обеду, то совершенно неожиданно встретил у него моего приятеля и товарища по занятиям гиппологиею, Н. С. Мартынова, и еще нескольких охотников до лошадей, с которыми князь меня познакомил. Приведя нас в кабинетик, Александр Сергеевич указал на разложенные на столе, в хронологическом порядке, совершенно мне неизвестные, старинные и новейшие сочинения, на разных языках, о кавалерийском искусстве, начиная с XVI столетия. Тут были почтенные фолианты в пергаментных переплетах, отпечатанные готическими шрифтами, с грубыми рисунками, похожими на наши лубочные картинки. Гости окружили стол, а князь, перелистывая книги по порядку, сообщал мне о их содержании, об идеях автора, и, таким образом, объяснив последовательность развития кавалерийского дела, предложил мне выбрать на прочтение те из книг, которые особенно меня заинтересуют. Впоследствии многие из этих сочинений перебывали у меня в руках и я возвратил их Александру Сергеевичу незадолго до его кончины.

При первом моем посещении дома князя Меншикова, я еще не мог оценить внимания, оказанного его светлостью мне, незначительному специалисту. Мне не могло и прийти на мысль, чтобы груда сочинений по части гиппологии была перенесена из библиотеки в кабинетик единственно для меня, юного кавалериста; я полагал, что эти книги находятся тут постоянно.

В конце анфилады комнат, в доме князя был другой маленький кабинетик в одно окно, снабженный зрительными трубами и другими оптическими снарядами. Из окна, выходившего фонариком на Неву, князь мог наблюдать за движением судов. Тут же, на полках разложены были книги, объяснявшие сигналы, принадлежности флагов, многие морские сочинения и карты.

Из большого кабинета князя в парадные комнаты, окна которых были обращены на Неву, ход был через длинный, узкий зал, освещенный одним итальянским окном и поэтому довольно темный. При прежнем владельце этого дома, грузинском царевиче, предполагалось устроить в этом зале домовую церковь; но предположение это не состоялось, а у князя этот зал не имел определенного назначения. Меблировку его составляли плетеные стулья и большой раздвижной стол; перед окном стоял огромный бюст князя Александра Даниловича Меншикова; на противоположной стене висел большой, во весь рост, портрет императрицы Екатерины I. В бильярдной был портрет Великого Князя Константина Николаевича в отроческом возрасте, во весь рост, на палубе корабля, с подзорною трубкою в руках.

До поступления в собственность грузинского царевича, дом этот, вместе с соседними, был занят орденом масонской ложи и князь Александр Сергеевич, припоминая однажды масонские обряды при приеме в ложу новых лиц, рассказывал, указывая на замурованную дверь, соединявшую прежде эти оба дома, как тогда молодому офицеру Соломке приказано было великим мастером, для испытания его преданности и повиновения — удариться головою в стену. Решительный Соломка стукнулся — и со всего размаха очутился в соседней комнате: в указанном ему месте была, заклеенная шпалерами, дверь, которую он легко и без вреда для себя открыл. За свое послушание посвящаемый заслужил общее одобрение всех чинов ложи.

Когда князь, высочайшим рескриптом от 19-го февраля 1855 г. был, по расстроенному здоровью, уволен от звания главного начальника морского штаба, то, с тем вместе, должен был очистить и занимаемое им в доме морского ведомства помещение, приспособленное к его образу жизни. Это обстоятельство крайне озабочивало и затрудняло князя, так как в его лета нелегко было вновь устраиваться домом. Его Высочество Великий Князь Генерал-Адмирал, милостиво приняв это во внимание, исходатайствовал у Государя Императора пожалование помянутых двух домов в вечное и потомственное владение князю Меншикову, о чём Александр Сергеевич получил уведомление еще в бытность свою в Николаеве. Сообщая нам об оказанной ему монаршей милости, князь был проникнут к Его Высочеству, за благосклонное ходатайство, чувством глубокой сердечной признательности.