Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869 - [76]

Князь питал к книгам особенную страсть. Большая часть его выездов со двора имела целью отыскивание каких нибудь особенно интересовавших его сочинений. С книгами он обходился и бережно и почтительно. До тех пор не ставил новую книгу в шкаф, покуда не ознакомится с её содержанием. Щеголеватых переплетов не любил, предпочитая всем прочим английский способ переплета, при котором книга, легко открываясь, как бы распадается и листы не перекидываются на открытой странице. Обладая необыкновенною памятью и легко сохраняя в ней всё им читанное, князь умещал в своей памяти как бы конспект содержания всех книг своей библиотеки.

Мне часто случалось бивать свидетелем поразительных примеров этой способности Александра Сергеевича. Заинтересованный в разговорах каким нибудь предметом, князь, ссылаясь на относившееся к нему сочинение, доставал книгу и в ней легко находил желаемое место, заранее предупреждая о главном смысле текста. Кроме того, он обладал особенным даром — скоро пробегать книгу и делать верную оценку труду автора.

Ревнуя о своей библиотеке, князь, вместе с тем, любил снабжать книгами тех, которые особенно интересовались каким нибудь отделом и, кроме того, любил приохочивать молодых людей к чтению, всегда с похвалою отзываясь о читающих много. Общество людей начитанных ему особенно нравилось и в беседах с ними он одушевлялся. Указывая на сочинение, незнакомое собеседникам, Александр Сергеевич тотчас же доставал книгу из библиотеки, рекомендовал для прочтения и определял направление, искомое читателем. Этого он никогда не упускал из виду, подготовляя множество книг для его выбора при следующем посещении; часто, даже, не ожидая свидания, князь посылал книги желавшему их прочитать. Он всегда радовался, если книгами его пользовались; узнав противное, не унывал и выбором новых сочинений пытался подстрекнуть любознательность. Библиотекою князя пользовались лица, занимавшиеся военными науками. Последнее время я особенно часто встречал у князя покойного Петра Семеновича Лебедева и еще того чаще Михаила Ивановича Драгомирова. Последний был с хорошей стороны известен князю еще бывши очень молодым человеком, своим сочинением «о высадках в древние и новейшие времена». Узнав, кто автор, Александр Сергеевич не замедлил пригласить его к себе и М. И. Драгомиров бывал у князя еще до поступления своего в генеральный штаб. Невзирая на юные года нового своего знакомого, князь беседовал с ним с удовольствием, оказывая молодому человеку, тогда только что кончившему курс военной академии, редкую внимательность.

Снабжая книгами своей библиотеки лиц, имевших в них надобность, князь всегда интересовался знать о впечатлении читателей. Возвращением книг не торопил, однако же в этом деле любил аккуратность и всегда записывал кому какая книга выдана. В случае продолжительного пребывания книги в чужих руках, в особенности имея в ней необходимую надобность, напоминал о том читателю всегда самым деликатным образом.

При громадном запасе знаний, при обширной своей начитанности, князь не только не выдавал чужих мыслей за свой авторитет, но предполагавших это всегда спешил выводить из заблуждения, ссылаясь на автора, даже приводя из него цитаты. Уважая труды мыслителей былых времен, Александр Сергеевич старался указывать на то, сколь много полезного можно почерпнуть из сочинений почти забытых.

Ценя по достоинству свою библиотеку, князь заботился о полезнейшем её употреблении и постоянно сокрушался об ожидающей ее участи, после его смерти.

— Сын мой не разделяет моей страсти к книгам, — часто говаривал князь, — кому достанется моя библиотека? Ее растащат, разрознят; нахлынут рыночники, букинисты, станут покупать мои книги на вес… Обидно, обидно! И не придумаю, как ее устроить!

Не раз приходило ему на мысль завещать библиотеку военной академии или генеральному штабу; но при этом он затруднялся сомнением о вековечности этих учреждений, или боязнью, что многие отделы библиотеки, не любопытные для военных специалистов, останутся без употребления. Мысль разрознить библиотеку, завещая её отделы различным правительственным учреждениям, всегда пугала князя. Опасения его о библиотеке или, по крайней мере, заботы о будущности её, прекратились, когда Александр Сергеевич взял к себе на воспитание своего внука, Николая Вадковского, который своими способностями и наклонностями подавал князю самые блестящие надежды. Но внук этот умер на шестнадцатом году; эта утрата разрушила все намерения Александра Сергеевича: библиотека досталась прямому его наследнику, князю Владимиру Александровичу, которому князь успел однако же завещать, чтобы весь морской отдел библиотеки был отдан бывшему его адъютанту, свиты Е.И.В-ва контр-адмиралу В. А. Стеценко. Последний, по просьбе князя Владимира Александровича, принял на себя труд разборки этого хаоса книг, сваленных где и как ни попало, и отправки библиотеки на Кавказ. Дом князя Александра Сергеевича, потребовал капитальной переделки, и хотя помещение кабинета и библиотека доныне остаются в прежнем виде — тем не менее из этих комнат всё повынесли, а книги перетащили в подвалы, из подвалов на чердаки, с чердаков куда-то еще. При этих переносках тома сочинений разрознились, отделы смешались и вышел сумбур, в котором букинисты не могли добраться толку и отказались от покупки «хлама». Книги валялись грудами, на которых наслаивалась пыль и расстилалась паутина. Наконец, по исправлении дома, князь Владимир Александрович возвратился из-за границы и решился пожертвовать библиотеку кавказским войскам, сосредоточив для этого все книги покойного своего родителя в Петербурге. Их навезли из Москвы, из деревень князя; к ним присоединили библиотеку, доставшуюся после князя Николая Сергеевича, что немало увеличило ценность пожертвования. С великим трудом на разборку книг употребили более трех месяцев. После разборки, книги были запакованы в ящики, и отправлены в Ставрополь и в Тифлис, на иждивение князя Владимира Александровича. Пересылка и постановка на место обошлась, как я слышал, князю В.А. тысяч в 25 да и самая стоимость библиотеки простиралась, по словам покойного Александра Сергеевича, более 100 000 р. сер. До 70-ти больших ящиков насчитывали одни ученые сочинения, кроме отделов морского и литературного, которые отправлены не были