Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [89]

Шрифт
Интервал

XXI век мы встретили знаковым событием – ушел, и добровольно ушел, со своего поста Ельцин. Пожалуй, не было в России человека, который 31 декабря 1999 года не воздал бы ему должное – хотя бы в глубине души. Расстался с властью сам! По своей воле! Попросив прощения…


О двухтысячных – в следующей главе.

Двадцатилетье, слипшееся в ком…

(1999–2020)

Общее и несомненное материальное улучшение существования в 2000-х стало, безусловно, следствием «лихих» 1990-х. Если непредвзятым взглядом окинуть хотя бы улицы наших больших городов, станет ясно, что все происходило не зря: краски, автомобили, новые здания, расцвет всевозможной торговли, немыслимые ранее услуги, россыпи книг и турпутевок… Наконец, некоторая свобода и раскованность поведения, еще далекая от европейской, еще расхлябанная, недисциплинированная, но что-то и обещающая.

Чего нельзя и не нужно прощать двухтысячным? На моих глазах последовательно и беспощадно разрушено лучшее, что было в советском образовании и здравоохранении. Душит непрозрачность, ложь и серость политической жизни. Умело взращиваемый культ президента даже в нашей истории имеет мало равных – трудно представить еженедельную телепрограмму, подобную той, что именуется «Москва. Кремль. Путин», с именем любого другого нашего правителя. Подставьте сами: Хрущев? Брежнев? Андропов? Черненко? Разве что Сталин…

Как любого начитанного человека, меня бесит официально принятая, архаическая и реакционная оценка нашей истории. Длящиеся распри со всем миром, невероятная бюрократизация жизни, усугубленная навязчивой и обязательной компьютеризацией. А главное – задраенные социальные лифты и полное отсутствие внятной перспективы. Куда? Зачем? Для кого и во имя чего? Возможно, впрочем, что нормальное повседневное существование не нуждается в ответе на эти вопросы, не нуждается даже в их постановке. Но мне без них неуютно, тревожно, тоскливо.

И хочется вернуться к литературе.


С 1999 года минуло больше двадцати лет. Несмотря на свое сверхнасыщенное содержание (страна стала совершенно другой), пролетели они стремительно. И так же стремительно Россия утрачивала свою литературоцентричность. Объективно этот процесс был неизбежен и, наверное, необходим, но люди, с детства пропитанные художественным словом, люди, для которых оно стало жизненной необходимостью и потребностью, воспринимали помянутый процесс болезненно. Не могу не вспомнить: во время нашей с Алексеем очередной поездки в США мы познакомились с зятем моей подруги, коренным американцем. Когда я по привычке попробовала поинтересоваться его отношением к Бродскому, последовала реплика, вполне, впрочем, доброжелательная: «Почему для русских всегда так важна литература?» Мир, в отличие от прежней России, действительно живет и устроен несколько по-другому, однако русская культура за последние двести лет обогатила его по большей части именно Словом…

Что сказать о литературном пейзаже этого двадцатилетия? В моих глазах он не то что обеднел, но как-то съежился и измельчал. Уцелевшие с давних времен знаковые «деревья и постройки» давно знакомы и изучены; что-то из новой поросли кажется вторичным, что-то – второстепенным и малообещающим. Вкусы мои, естественно, затвердели (спасибо, что не окаменели), слабеет способность и готовность удивляться. Да и попросту меньше сил остается для того, чтобы внимательно и неуклонно отслеживать литературные новинки. Посему в этой последней части своей читательской истории я отказываюсь от хронологического принципа изложения; попробую рассказать о том, что – по разным причинам – привлекло наибольшее внимание, вызвало восхищение, одобрение или отторжение, вне зависимости от времени написания и публикации соответствующего произведения.


Откуда взялось название этой последней главы? Из моего недавнего стихотворения:

Двадцатилетье, слипшееся в ком.
Что виновато: возраст или время?
Стянувшееся в неподъемный том
воспоминаний горестное бремя?
Мелькают кадры пестрой чередой:
Норд-Ост, Беслан, плач матери у гроба,
Болотной гул, Майдана гневный вой,
телепрограмм истерика и злоба.
Ликующие возгласы: «Крым наш!
Все, кто не с нами, – дураки и дуры!»
А за окном сжимается пейзаж
прославленной в веках литературы…

Среди писателей, дебютировавших в 1990-е и продолжающих активно работать в следующем тысячелетии (!), я в той или иной степени познакомилась с произведениями Л. Петрушевской, Б. Акунина, В. Пелевина, А. Иванова, Е. Водолазкина, Д. Рубиной, Т. Толстой, Л. Улицкой. Увы! Все, кроме двух последних, оставили равнодушной – правда, по разным причинам.

Не могу не отдать должное резкому и саркастическому таланту Л. Петрушевской, но читать ее так тяжело, что одолела я лишь мизерную часть богатого и разнообразного творчества. Пусть простит меня Людмила Стефановна, но поменьше бы мрака! После Ваших деталей, подробностей, инвектив и обличений просто жить не хочется. А жить, как известно, надо. И иногда этот процесс (в отличие от Ваших книг) бывает добрым, интересным и веселым.

Люблю Григория Чхартишвили, книгу «Писатель и самоубийство» неоднократно перечитывала. И совершенно равнодушна к Б. Акунину, многотомным проектам «Сыщик Фандорин», «Сыщица Пелагия» и подобным. «Что он Гекубе, что ему Гекуба?» Даже как детективы эти произведения меня не заинтересовали: слишком далекая от повседневных нужд и страстей интрига, медленно и вязко разворачивающаяся. Разве что язык, который хорош и точен. Но жаль тратить такой несомненный интеллект на игрушки.


Рекомендуем почитать
Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Страсть к успеху. Японское чудо

Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Джоан Роулинг. Неофициальная биография создательницы вселенной «Гарри Поттера»

Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.


Ротшильды. История семьи

Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.