Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [72]
Мало кого из прочитавших не потряс «Архипелаг». Его величественное здание стоит особняком в русской литературе. Всесторонняя, эпическая и вместе с тем яростно-публицистическая летопись советской каторги оказалась не только энциклопедией лагерного мира, учебником тюремной этнографии, памятником миллионам замученных – нет, эта книга еще и о том, как человек, сделанный рабом тоталитарного государства, распрямляется, завоевывает внутреннюю свободу, обретает сияние правды и красоты. Обретает не каждый. Но многие, многие…
При всем моем преклонении перед трагической прозой Варлама Шаламова, перед трагедией его жизни, при всем моем восхищении множеством шедевров из «Колымских рассказов», ближе мне все-таки Солженицын, с его неугасающей верой в человека, уважением к его достоинству и попыткам это достоинство сохранить. Большинство солженицынских персонажей, и даже Иван Денисович, вовсе не безответные «терпилы»! Они не вылизывают чужие миски, не подличают, не унижаются, они – в нечеловеческих условиях – ухитряются заработать, а не выпросить свое право на жизнь: «У нас нет, так мы всегда заработаем!», по слову того же Ивана Денисовича.
Трагедия – да. Но и преодоление! А значит, и надежда. Вот суть моего и нашего впечатления от «Архипелага».
Кроме ослепительно-яростной интонации всеохватного повествования, мне очень дорого в художественной манере «Архипелага» предельное, точечное сужение хронотопа отдельных эпизодов. Сам писатель говорил об этом так: «Литература никогда не может охватить всего в жизни. Я приведу математический образ и поясню его: всякое произведение может стать пучком плоскостей. Этот пучок плоскостей проходит через одну точку. Эту точку выбираешь по пристрастию, по биографии, по лучшему знанию…»[8]. Как известно, А. И. Солженицын в 1941 году окончил физико-математический факультет Ростовского университета и долгое время после освобождения работал учителем математики и астрономии. Такое построение – один из главных приемов Солженицына; произведение у него разом и точечно (во времени – пространстве), и многомерно. А определяющим вектором развертывания текстовой ткани становится динамика действия – как внешнего, так и внутреннего. Сущность человека дается через его поступок, и до чего это важно в наше безмускульное время!
Покоряло также благородство цели. Напомню знаменитый эпиграф:
А ведь были и отвергающие эту книгу. Они есть и сейчас, их ряды множатся. «Хватит рассказывать об этих ужасах! откуда такие цифры? оболгал Горького! да он сам был стукачом!» – говорят они. Как часто мне хотелось крикнуть в ответ словами Пушкина:
«Он мал, как мы, он мерзок, как мы!» Врете, подлецы: он и мал, и мерзок – не так, как вы – иначе.
Спустя год я залпом проглотила «В круге первом» и «Раковый корпус», а позже неоднократно их перечитывала. Впечатление менялось: текстовое богатство со временем оборачивалось разными сторонами, одни и те же персонажи то нравились безоговорочно, то вызывали отчуждение и даже отторжение. Но такого мгновенного и полного принятия, как в случаях с «Иваном Денисовичем» и «Архипелагом», уже не было. Этим романам явно не хватало чистоты художественного решения. Чем дальше, тем больше Александру Исаевичу этого не хватало… Странно и горько видеть, как недостаток художественной культуры и художественной интуиции калечил великолепные замыслы. Впрочем, это было заметно уже в таких давно опубликованных произведениях, как «Матренин двор», «Случай на станции Кречетовка», «Для пользы дела». Из той серии рассказов безупречно смотрится только «Правая кисть».
Повторю (я об этом уже упоминала): образ Сталина в «Круге» выполнен антихудожественно, а значит, фальшиво и неубедительно. Немало психологических неувязок и натянутости в фигуре Рубина, что отмечали многие и, в частности, сам прототип – Лев Копелев. Безоговорочно мне понравился рыжий дворник Спиридон да еще женщины – жены и подруги заключенных. Согласна, роман интересный, богатый неоднозначными мыслями, полнокровный, но классикой ему не стать.
Ближе к интуитивно ощущаемому классическому идеалу оказался «Раковый корпус». Архетипическая тема борьбы со смертельной болезнью, борьбы со смертью близка неизмеримо большему числу читателей. Замечательно удались врачи; пронзительно выписаны некоторые эпизодические персонажи – интеллигентная нянечка из ссыльных петербурженок Елизавета Анатольевна, «старый филин» Шулубин, веселый солдат конвойной службы Ахмаджан. Но… режут глаз и слух «поэтесса» Авиета, самоуверенный геолог Вадим да и главный антигерой Русанов. «Корпус» я все-таки люблю больше «Круга»; очень милы мне ссыльные супруги Кадмины с их заразительным жизнелюбием, забывающая о себе из-за своих больных Донцова, тот же Шулубин, цитирующий Костоглотову мое любимое пушкинское:
Самокритично признаюсь: на этих романах Солженицын как писатель для меня закончился (с одним исключением – о нем речь впереди). Ни «Август четырнадцатого», ни другие романы из пресловутого «Красного колеса» мне одолеть не удалось, и не мне одной. Скучно, далеко, безжизненно. Невкусно! Возможно, здесь одинаково виноваты и автор, и читатели: все-таки никоим образом не устарел пушкинский упрек в том, что мы «ленивы и нелюбопытны». Однако что есть, то есть: не читают «Красное колесо». И вряд ли будут читать.
«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.