Книга попугая - [61]
«На другой день, когда эмир сидел у своей жены, садовник принес нарцисс. Жена эмира тотчас же отвернулась от этого цветка и укрылась с головы до пят чадрой. Эмир спросил, что это значит. „Нарцисс формой своей напоминает глаз, — ответила она, — а я хочу, чтобы, кроме эмира, меня никто не видал, кроме царского ока, ни один глаз не смотрел бы на меня“.
На подносе перед ними были поставлены жареные птицы, и при этих словах они рассмеялись. Жена изумилась, схватила рукой полу эмира и сказала: „Скажи, почему смеялись эти птицы?“
Эмир начал раздумывать, но ничего не мог придумать. Он созвал богословов и ученых и начал расспрашивать их, но никто не смог дать удовлетворительного ответа.
Жена, по женскому обычаю, уперлась на своем и повторяла: „Пока мне не станет в точности известно, почему смеялись птицы, душа моя никогда не успокоится, грудь моя никогда не оправится“.
Не знала она, что раскрытие этой тайны только навлечет на нее позор, что разоблачение этого обстоятельства станет для нее причиной бесчестия».
«Злонравие жены было велико, и молва о смехе жареных птиц пошла по устам.
Сотрапезник был человеком хитрым, прослышав об этом, сразу сообразил, в чем дело, и послал сказать эмиру: „Если повелитель прикажет, я скажу, почему смеялись эти птицы“.
Эмир приказал привести сотрапезника, приказал ему говорить и сказал: „Сначала скажи, почему ты смеялся в тюрьме, а затем уж перейди к смеху жареных птиц, потому что для меня твой смех в таком месте удивительнее, нежели смех жареной птицы на блюде“.
Сотрапезник снял крышку с блюда рта, поведал всю историю о негре и своей жене и добавил: „Я в таком смятении и волнении пришел к тебе на пир, а ты велел бросить меня в тюрьму и еще усугубил мое горе, усилил мою печаль. Я находился в таких муках и страданиях, когда в полночь тот самый вожатый слона, в которого влюблена твоя супруга, подвел к стене замка слона, твоя почтенная супруга спустилась со стены слону на спину и от нетерпения, тут же на спине слона, удовлетворила свою чувственную потребность. Когда я это увидел, мне стало смешно и печаль о жене вылетела у меня из памяти, ибо, если такая знатная особа посреди улицы занимается на спине у слона таким делом, не удивительно, что такая жалкая бабенка займется этим же в углу своего дома. Нынче эта же самая порочная и развратная женщина прикинулась перед эмиром праведной, лгала, отворачивалась от нарцисса и говорила, что не желает, чтобы, кроме очей эмира, ее видел чей-нибудь глаз. Жареная птица по этой причине и смеялась, потому что от этих слов рассмеялись бы и ослы, а не то что хитрая птица“».
«Эмир сначала повелел, чтобы лицо жены сотрапезника вычернили наподобие лица негра и вместе с ее любовником ввергли в жаркий огонь, а затем приказал, чтобы его собственную жену связали вместе с вожаком слона, бросили их обоих под ноги слону и очистили бы мир от их гнусности, освободили бы вселенную от их порочности и развратности».
Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:
«О хозяйка, люди должны совершать такие дела, чтобы никто не указывал на них пальцем, должны говорить такие слова, о которых потом молва не ходила бы. Если бы жена эмира сказала слова, более соответствовавшие ее положению, похвасталась бы чем-нибудь, на что имела право, ей бы не пришлось испытать то, что она испытала, не пришлось бы перенести то, что она перенесла, и она не заслужила бы издевательства со стороны птиц и рыб. Когда ты пойдешь на пир к своему другу, то придерживай язык, не говори пустых слов и не заставляй других болтать о себе».
Худжасте хотела последовать его совету и пойти на свидание с другом, но послышался хохот дня, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…
Рассказ о Башире,
о том, как он влюбился в Джанду,
как был избит бедуин и как достиг
своей цели с помощью сестры Джанды
Ночь двадцать четвертая
Когда золотой гребень-солнце вложили в футляр запада и достали из ларца востока серебряное зеркало-месяц, Худжасте, лицо которой блистало подобно зеркалу, пришла к попугаю просить разрешения и сказала: «О дорогой и разумный друг, рассказывают, что Бахрам Гур[125]был одним из полководцев царя Парвиза[126]и что Парвиз всегда относился к нему с почтением и уважением. Однажды начальник канцелярии донес Парвизу, что какой-то из слуг Бахрама проявил непокорность и что тот приказал наказать слугу плетьми. Весть об этом чрезвычайно огорчила Парвиза, и на другой день, когда Бахрам предстал перед ним, Парвиз приказал, чтобы принесли два меча и вручили их Бахраму. Затем Парвиз сказал ему: „Вложи их в одни ножны“. — „Нельзя вложить двух мечей в одни ножны“, — ответил Бахрам. „Точно так же не может быть двух правителей в одной стране“, — молвил Парвиз.
