Книга о художниках - [136]

Когда он что-нибудь рисовал, то, чтобы сохранить натуральный цвет частей тела, прибегал к помощи цветного карандаша, но наконец научился писать кистями и масляными красками, что случилось почти через два года, в 1600 году, на сорок втором году его жизни. Первое, с чего он начал, была маленькая картина на меди, написанная им для Жизберта Рикерсена в Харлеме, где был представлен Христос на кресте, а у подножия креста — Мария, Иоанн и Магдалина. Нагое тело Христа было совсем бледно, но все-таки хорошо по краскам и необыкновенно точно изучено и понято; да и вся картина отличалась чистотой и красотой красок. В глубине виден был город Иерусалим. На переднем плане, но несколько сзади, сидела наседка с цыплятами, как намек на слова Христа, когда он предсказывал бедствия Иерусалима.

Однако он уже и прежде, ради собственного удовольствия, написал масляными красками на полотне портрет Тобиаса Свартенбурга из Харлема в натуральную величину, представив его в сидячем положении и нагим, как индейского стрелка; в глубине была изображена маленькая фигура св. Себастьяна. Этот портрет был замечателен и по исполнению, и по необыкновенному сходству.

Сверх того, он написал большую картину на доске для своего товарища по путешествию Яна Матиса, изображавшую рай, или небесные радости. Картина показывает верующим христианскую душу, облеченную в белую одежду чистой совести и непоколебимой веры в Божью церковь, вступающую в брак с Христом, своим божественным женихом, представленным в виде невинного младенца, на радость всего сонма небесных сил, от которого благочестивая душа за свою твердость в вере получает пальму и венок Однако можно было истолковать все и так, что тут представлена св. Екатерина, которая за свое постоянство в вере и перенесенные муки приобрела мученический венец и обручилась с Христом. Эта картина по искусному исполнению фигур, лиц, одежд, шелковых материй и других вещей является совершенно выдающимся произведением и удовлетворяет любого во всех отношениях. Для достижения более приятного общего впечатления Голциус избегал резкого оттенения лиц и частей тела, а взамен того налагал по обеим их сторонам легкие тени, отчего, несмотря на свой нежный цвет, они все-таки были очень пластичны. При передаче складок на одной большой одежде ультрамаринового цвета ему чрезвычайно кстати пришла мысль употребить обычный в живописи по стеклу способ пунктирования. Вообще нужно сказать, что он работал над этим произведением с большой внимательностью и вдумчивостью и большей частью или даже все писал с натуры. Оно очень высоко ценится знатоками, а вместе с тем и незнатоки любят смотреть на него из-за его прелести и изящества.

Кроме того, Голциус написал на медной доске почти нагого сидящего Христа, окруженного стоящими на коленях с горящими факелами двумя ангелами и орудиями мучений[403]. Эта также выдающаяся картина находится теперь в собрании графа фон Липпе или же императора. Наконец, в 1603 году он написал в натуральную величину на большом полотне спящую и очень красиво лежащую нагую Данаю[404]. Ее обнаженная фигура, написанная очень сочно и пластично, своими общими очертаниями и объемами свидетельствует о пристальном изучении человеческого тела. Здесь же он поместил прекрасно схваченную фигуру старухи с сияющим лицом, потом пронырливого Меркурия и прелестных амуров, прилетевших с кошельком, наполненным золотыми монетами и другими вещами; эта картина также выделяется по красоте своей композиции. Она находится в Лейдене у любителя искусств господина Бартоломеуса Феррериса в его кабинете редкостей вместе с другими предметами искусства.

Затем Голциус написал еще ради собственного удовольствия несколько портретов, и между прочим одной крестьянки с севера страны и живущего в Харлеме некоего Яна Говертсена, собирателя раковин[405]. Он держит в руке перламутровую раковину, а возле лежат морские улитки. Как по исполнению, так и по сходству это был замечательно хороший портрет. Вот почти все, что я знаю о написанных им произведениях.

В живописи по стеклу он мог бы превзойти любого, если бы захотел посвятить себя этому искусству, доказательством чего могут служить несколько его вещей, находящихся в Харлеме у известного живописца по стеклу Корнелиса Изебрандсена, для которого он исполнял их единственно ради удовольствия и воспоминания о своей первоначальной деятельности. В этом искусстве, подобно живописи и гравюре, можно достигнуть совершенства только правильностью рисунка, а в этом я не знаю никого, кто бы превосходил его или был ему равен. И если где-нибудь против него поднимается буря, он может не бояться ее, как высокая могучая скала, ибо слава его превосходных произведений будет жить, а те, которые будут глупым образом порицать его, умрут.

Он нисколько не заботится о шуме света и людской болтовне, ибо живет, всецело поглощенный любовью к искусству, одинокой, тихой, созерцательной жизнью, потому что искусство овладевает человеком безраздельно. Свою свободу он ставит выше всего, а в то же время любит вежливость и благопристойность, и девизом ему служит: «Честь выше злата», ибо своими поступками он достаточно доказывает, что честь он любит более денег.