Клятвопреступник. Избранное - [113]

Коска неловко потоптался возле него. Потом взял обломки костыля и направился к своей нарте. Вытащил из-под сиденья топорик, вытесал две реечки и, приложив их к излому костыля, крепко перемотал бечевкой. Затем вернулся к Галактиону, постоял немного молча, потом резко сказал:

— Мос![86] — и хотел добавить, что у него тоже дети, но смолчал: у того одна нога, а у него — две. Вдвое больше.

И Галактион так же неожиданно перестал, как и начал. Он молча взял костыль. И Коска помог ему подняться, стряхнул снег с его малицы.

— Нунгнам курая немрэх? — спросил Коска. — Топ юх кура мурт?

— Немрэх, — усмехнулся Галактион. — Топ юх курам мурт…

— Юх курая варем. Пухел муцы пыкел, — улыбнулся и Коска.

— Нух туй — тулсахет морийэх. Алы ченыя куты ил юх цоп…[87]

Кровавоглазый зашевелился на нарте, насторожился. Но люди, казалось, не обращали на него внимания, словно его вовсе не существовало.

Курпелак Галактион выпрямился, стряхнул снег с лямок павшей оленихи и взглянул на Коску Малого. Молча обменялись взглядами, и молча же Коска Малый распряг правого пристяжного бычка своей упряжки и подвел его к товарищу. Тот благодарно кивнул, надел на оленя недоуздок и лямки. И, развязав поводок, тронул вожака. Заскрипел снег под полозьями.

Кровавый Глаз неподвижно сидел на своем месте.

Сзади впритык ехал на двух оленях Коска Малый.

«Есть повод, отцово золото «выжимать» начнет», — подумал Галактион о своем пассажире. Но ничего тот не выжал. В поселке пробыл недолго — сказался больным и уехал. Обратно вез его другой каюр. На сей раз, к удивлению жителей Реки, он никого не забрал с собой. Видно, и вправду какая-то хворь нашла на него.

Это был его последний приезд.

Уехал. А смутные слухи о перебитой ноге — деревянной — и кованом наконечнике остались — упорно кочевали из селения в селение. Река вздыхала. Река ждала. Река чувствовала, что гроза нависла над Курпелак Галактионом и Коской Малым из сира Лося. «Тот», Кровавый Глаз, шутить не любил. Поэтому многие жители не без основания полагали, что земные дни несчастных сочтены…

Но вскоре пришла неожиданная весть — он «исполняет служебные обязанности» теперь в другом районе, на северо-западе края, в стороне заката солнца. То ли перевели его, то ли сам попросился. Это было неведомо никому. Но все поняли другое: наконец двинулся в сторону заката, и заката ему никак не миновать…

Река облегченно вздохнула: гроза миновала, — обошла стороной почтового человека Курпелак Галактиона и Коску Малого. Люди-то в то время считали, что беда миновала Коску Малого. «А миновала ли?» — размышлял Демьян. Тогда — да, а позже? Ведь именно у этой переправы много лет спустя рука Коски потянется к ножу, и олениха-вожак изойдет кровью. Именно у этой переправы через Ягурьях, а не где-то на другом месте старой Царской дороги. Может быть, до сих пор бродит здесь, возле перёправы, призрак сгинувшего Кровавоглазого? Видит призрак один Коска Малый. Никто об этом, кроме него, не знает. И каждый раз, как и много лет назад, проезжая здесь, он вступает в единоборство с призраком. Призрак, кривляясь, и гримасничая, выглядывает из-за деревьев то справа, то слева, то впереди, то сзади. Призрак неуловим и мстителен, коварен и жесток. Его уже никак не достанешь кованым наконечником хорея, хотя и, дразня, вплотную подскакивает к нарте. По словам предков, призраки, как и все нечистые силы земли, очень живучи и боятся только «железа с острым краем» — ножа или топора. Если они пристают к человеку, то нужно пригрозить им ножом или топором. Коска, конечно, знал об этом. И когда, возвращаясь из Нефтереченска домой, призрак подскочил к оленихе-вожаку, ударил его ножом. Ударил, и показалось, что зацепил-таки острием ненавистный призрак и начал неистово колоть его. В затуманенном водкой мозгу остался только призрак. И Коска решил во что бы то ни стало избавиться от него. Избавить переправу через Ягурьях, избавить людей Реки, избавить себя…

Он хотел сделать добро и думал, что одерживает верх, а вышло все наоборот — призрак просто издевался над ним.

Быть может, в облике тех, кого избивал в поселке в пьяном угаре, ему мерещились какие-то едва уловимые черты призрака переправы. Он безошибочно улавливал эти черты. Ведь если внимательно присмотреться, то видно, что в каждом человеке есть что-то от бога и есть что-то от сатаны. Добро и зло всегда рядом, добро и зло ходят в одной упряжке. Уловив сатанинское, Коска сам сатанел и набрасывался на человека. Но первоначальным побуждением, первым толчком было добро. Все начинал этого ради. Потом попадал в заколдованный круг — и добро непременно оборачивалось злом. Отчего так получалось?

Значит, что-то сдвинулось в нем.

Коль так, кто сдвинул?

Призрак переправы?

«Видно, призрак, иначе как объяснить его болезнь», — рассуждал Демьян, обдумывая жизнь своего родственника. Бродит где-то здесь, возле переправы, несчастный призрак. Может быть, ходит мимо старого кедра. Мимо кедра, который в тот далекий год пронзила яростная брань Кровавого Глаза, — и он стал хиреть с тех пор. На самой верхушке в год отмирало по две-три плодоносящих ветви. Но кедр еще крепко держался за жизнь, и в нем скверны не было, ибо брань пронзила его насквозь — слишком близко стоял — и ругательства впечатались в другие деревья в глубине леса и висели теперь на них. Демьян чувствовал это.