Клятвопреступник. Избранное - [111]

— Ну а по паспорту кто? — спросил Демьян.

— Русская.

— Как так?

— В России — мы все русские, — улыбнулась девушка. — Вернее: интернационалисты.

— Ин-тер-на-ци-о-на-лис-ты… — повторил Демьян, как бы взвешивая каждый слог, словно пробовал на прочность. — Крепкое слово…

В ушах у Демьяна все еще стояли удивительно завораживающие звуки ее голоса, что навевали родниковую чистоту и свежесть его земли.

Они снова замолчали. Они молча смотрели на огонь, и языки пламени рвались в мокрое небо, и отблески носились по их задумчивым лицам. Дождь все моросил. И под шум дождя они приняли ночь…

14

Демьян встряхнулся от дум, огляделся — подъезжал к реке Ягурьях.

Увидев впереди крутой подъем, вожак Вондыр заторопился, и упряжка пустилась галопом и легко вылетела на левый берег. Тут Демьян отвел влево хорей и натянул поводок — олени остановились под старым кедром. Пора остановку делать, решил он. Пусть дух переведут.

Жажда все мучила его, и он повернулся к реке, что дремала под покровом снега и льда. Но рубить прорубь не стал — кто из-за глотка воды станет тревожить спящую реку или озеро. Не принято такое у путников. Это одно. Но было и второе обстоятельство… Он взглянул на ствол кедра со следами старых зарубок и ран, со спекшейся смолой, с обломанными нижними ветками. Смеркалось. И под огромной кроной древнего кедра стало еще сумрачнее. Но в большой холод в сумраке всегда теплее, нежели на свету. Быть может, поэтому Демьян задержался у дерева, прикоснулся к замшелому стволу. Старый кедр на своем веку многое видел и многое помнит. Он видел, как у одноногого Курпелак Галактиона после войны, на этой переправе, на середине реки, замертво свалилась правая пристяжная важенка. По инерции вожак и средний протащили ее волоком десяток шагов. Курпелак Галактион остановил упряжку и, сунув под мышку самодельный деревянный костыль, проворно заковылял к важенке, приподнял ее голову и развязал недоуздок. Еще была надежда: она просто споткнулась, сейчас оклемается и встанет. Он стоял, низко нагнувшись над ней, и ждал. И, увидев мертвеющий глаз оленихи, понял: все кончено, никакой надежды. Он выпрямился и только теперь взглянул на Кровавоглазого. Тот, в тулупе, полуразвалившись, неподвижно сидел на нарте и, казалось, дремал. Сзади подъехал Коска Малый и, останавливая упряжку, крикнул Галактиону:

— Что с ней? — и устремил взор на олениху.

— Пала, — мрачно ответил Галактион.

— Выживет?

— Пала. Замертво пала, — глухо повторил каюр.

И тут Кровавый Глаз резко, взмахнув полами черного тулупа, словно поднимающийся на задние лапы медведь, вскочил, — видно, не дремал все же. Вскочил и бросился к одноногому каюру.

— Нароч-чна-а! — взвизгнул он. — Нароч-чна такого оленя запряг! Нароч-чна!..

Он подскочил к одноногому Галактиону и ударом ноги выбил костыль — каюр свалился в снег. И Кровавый Глаз принялся неистово молотить его ногами.

— Нароч-на!.. — рычал Кровавый Глаз. — Нарочна — сын паскуды! Мало вас били на Казыме в тридцать четвертом?! Мало!

Каждый удар сопровождал криком.

— Выродок шаманов — нароч-на!

— Подонок кулацки — нароч-на!

— Вражина народна — нароч-на!

Рев, ударяясь о берега, покатился по унылой пустыне реки, покатился вверх и вниз.

Курпелак Галактион, извиваясь под ударами, подтягивая негнущуюся в коленном суставе, торчащую крючком ногу, полз к своему костылю. Пытался ползти. Но сыпавшиеся со всех сторон удары почти не давали ему возможности сдвинуться с места. А перекатываться с боку на бок не позволяла больная нога, которая при этом упиралась в снег. Приподымаясь между ударами, он падал в сторону костыля. Все ближе, ближе… Стиснув зубы, он молчал — не кричал, не извинялся за падшего оленя, не просил пощады. Он молчал. Молчал, инстинктивно прикрывая голову одной рукой, а второй подталкивал себя к костылю.

Видно, его молчание еще больше разозлило Кровавоглазого: как он смеет молчать! Никто пред ним не молчит!..

И он еще ожесточеннее начал молотить одноногого каюра. Тот увидел краем глаза — костыль совсем рядом. Еще чуть-чуть — и можно дотянуться. Костыль самодельный, из крепкой смолистой сосны, с рукояткой на одном конце — ставится под мышку для упора — и с круглым тяжелым набалдашником на другом конце, чтобы в снег меньше проваливался. И наконец схватил костыль. И замер на мгновение — примеривался. Обледеневшим набалдашником — в лоб Кровавого Глаза. Березовый кап набалдашника должен снести нависшее над Рекой чудовище. Снести, раздавить, изничтожить. И он выжидал удобный момент, ибо хорошо осознавал, что у калеки единственный удар. Всего один!

И удар должен быть сокрушающим. Иначе — конец.

И, вложив в набалдашник всю свою ярость и бессилие, размахнулся. Кровавый Глаз уклонился — костыль лег на его плечо и переломился пополам.

— Нарочч… — захлебнулся и остолбенел Кровавый Глаз.

Он застыл посреди реки с открытым ртом.

А одноногий Галактион сидел на снегу и тупо смотрел на обломок костыля, что двумя руками держал перед собой. Сначала в его взоре появилось недоумение, потом — удивление, а удивление сменилось безучастием. Понял: единственный шанс упущен, сражение проиграно, конец.