Клетка для сверчка - [44]

— У вас, женщин, так часто бывает! — отрывисто бросил полковник. — Составите себе мнение о человеке, и вас уже не переубедишь. Так вы разве не на Штромма работаете? Я видел, вы вместе приезжали.

Александра вопросительно взглянула на него, и Николай Сергеевич, не смущаясь, пояснил:

— Я послеживаю за нашей аллеей, соседка ведь одна, а поселок вечно стоит настежь, заезжай кто хочешь. Видел, как вы на днях приходили с ним.

— Да, он нанял меня, — призналась Александра и тут же добавила: — Но я не считаю, что работаю на него. Да и миссия моя уже почти выполнена. Остались неприятные формальности.

— И вы его, стало быть, не знаете близко? — уточнил Николай Сергеевич.

— Знаю так же, как Ольгу, не больше и не дольше. А вы с ним общались теснее, судя по всему?

Полковник отчетливо фыркнул:

— Испытал такое наслаждение. Мы ведь с Ольгой Игоревной живем по соседству, она одна, я в отставке, делать особенно нечего… Ну, на рыбалку с друзьями выберусь, в лес по грибы схожу. Вечером читаю, я мемуары люблю. Новости посмотрю и выключу… Жена умерла пять лет назад, оба сына выросли давно, разъехались по разным гарнизонам. Они тоже военные. Внуков мне раз в году привозят, а в остальное время я их только у невесток в фейсбуке вижу. Конечно, я понял, что Ольге Игоревне нужна помощь. Женщине жить за городом, в частном доме, одной — это непросто. Я заходил по-соседски, предлагал помощь. Ольга Игоревна не отказывалась, благодарила, звала на чай. И тут однажды заявился этот дядя.

Последнее слово полковник выговорил с ненавистью.

— Он такую сцену устроил, что я дара речи лишился. Вот честное слово, из разряда «муж возвращается из командировки». А я всего-навсего стиральную машину помогал наладить, белье зажевала и не отдавала. Когда меня этот дядя увидел, его прямо затрясло. Я сразу понял, что дело неладно. Ольга Игоревна говорила, что он друг ее отца, она этого человека с детства знает. Но друзья так себя не ведут. Мне тоже не шестнадцать лет, я кое в чем разбираюсь!

— Вы думаете, Штромм ревновал? — выдохнула Александра.

— А черт его знает! — раздраженно бросил полковник. — Но вел он себя безобразно. Потребовал объяснений — кто я такой, что делаю в доме, откуда она меня знает. Честное слово, если бы не Ольга Игоревна, я бы ему… А так пришлось сдержаться. Никогда не стоит спорить с дураком, иначе вас могут перепутать. Это кто-то из великих так сказал, — после паузы добавил полковник, явно не желая присваивать чужие лавры. — Француз какой-то. Я потом уточню.

— Штромм не похож на дурака, — осторожно возразила Александра.

— А вел себя по-дурацки! Ольга Игоревна, бедная, потом извинялась передо мной, когда он уехал. Говорила, что у него проблемы, и потому нервы не в порядке. И что он за нее боится, не разрешает пускать в дом чужих людей. Это я-то чужой!

— Может быть, и так… — задумчиво проговорила Александра. — Проблемы, нервы, боится за Ольгу. А может, есть более важная причина, почему он так ее охраняет. Я, извините, не верю в ревность. Никакой любви там нет и в помине. Я это вижу. Тут должно быть более меркантильное основание для беспокойства. Я в этом убеждена, как и в том, что Штромм сейчас где-то неподалеку.

Она раскрыла сумку, нащупала во внутреннем кармане бакелитовую игральную кость. Этот маленький кубик из мутно-желтого матового пластика, сформованный в ГДР в начале восьмидесятых годов прошлого века, был единственным косвенным свидетельством в пользу того, что Штромм никуда из страны не уезжал. Улика была ничтожной, но Александра подозревала, что ее догадка верна.

— Он все контролирует, понимаете? — добавила она. — Штромм сам мне сказал, что Ольга без постороннего руководства — ничто.

Александра вовсе не собиралась откровенничать и сама поражалась тому, как легко у нее вырываются признания. Ей было на удивление комфортно рядом с этим человеком, простым и спокойным, она не чувствовала стеснения.

— Лучше бы ему держаться от нее подальше… — проворчал полковник. — Когда его нет, Ольга Игоревна совсем другой человек.

— А почему вы сказали, что у нее материальные проблемы из-за Штромма? — осторожно поинтересовалась Александра. — Вы что-то знаете? Мне известно лишь, что у Ольги огромные долги, но откуда они взялись, для меня тайна.

— Долги ей остались вместе с наследством. А деньги Ольга Игоревна передавала Штромму. Дяде, как вы его ласково называете.

— Вы точно знаете?

Николай Сергеевич глубоко вздохнул:

— Всей информацией я не обладаю. Но было время, когда Ольга Игоревна мне доверяла и кое-что рассказывала. Она все время искала, где взять денег, дом заложила банку. После отца, как она призналась, осталось не только движимое и недвижимое, но и большие долги, которые приходилось платить. Казалось бы, все просто. Распродай коллекцию, рассчитайся. Но Ольга Игоревна коллекцию не трогала, берегла. Выкручивалась иначе. И каждый раз, когда она доставала деньги, появлялся Штромм. Все забирал, и она опять оставалась одна, ни с чем.

— Не понимаю… — тихо проговорила Александра. — Так Ольга была должна ему?

— Я ее как-то прямо спросил об этом, вот этими же самыми словами. Она ответила, что Штромм только помогает ей рассчитываться с кредиторами отца. Занимал ее покойный папаша и в банках, и черт знает у кого, все открылось уже после его смерти. А так как мать самоустранилась, устроила свою судьбу за границей, все упало на дочь. Был там какой-то формальный опекун, седьмая вода на киселе, но он тут не появлялся, всем заправлял Штромм. Пока Ольга была несовершеннолетней, с нее спрашивать было нечего, зато уж потом все стервятники слетелись! Сама Ольга не умеет с этими типами общаться и боится их. По ее словам, Штромм еще якобы от себя крупные суммы добавляет. Не верю я в это! — с нажимом закончил полковник.