Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - [9]

Словно закат преждевременно вспыхнул

И на свиданье ночное торопит.

⁵ Тучами праведный царь опоясан,

Так что, в тревоге покинув отроги,

Плетью дождя на вершины гонимы,

Сиддхи[27] находят за тучами солнце.

⁶ Смытая таяньем горного снега,

Кровь не видна, даже если терзают

Львиные когти слона-исполина,[28]

Только на тропах виднеется жемчуг.

⁷ В крапинках, словно слоновая кожа,

Белая в буковках красных берёста:

Это посланья любовные пишут

Сестры пленительные видьядха́ров[29].

⁸ Если поглубже вздохнется пещерам,

Полый тростник наполняется ветром,

Звуком, созвучием, духом и ладом

Вторя заранее певчим кинна́рам.

⁹ Гостеприимные древние кедры

Благоухают смолою целебной,

Сто́ит слонам о стволы потереться,

В горных лесах избавляясь от зуда.

¹⁰ Вместо светила влюбленным дарован,

Там не нуждается в масле светильник:

Даже в пещерах светло до рассвета

От излучения трав светоносных.

¹¹ Там, где колючие льдинки под снегом,

Ног не боясь ненароком поранить,

Царственно шествует, пышная телом,

Высокогрудая дочь ашваму́кхов[30].

¹² Милостив царь к темноте бесприютной,[31]

Что затаилась в пещере укромной;

Тот, кто возвышен судьбою всевластной,

Благоволит к нищете беззащитной.

¹³ Явно царя своего почитая,

Яки торжественно машут хвостами,

Белыми в мерном замедленном взмахе,

Словно из лунных лучей опахало[32].

¹⁴ Облако, словно блуждающий полог,

Оберегает от света пещеру,

Чтобы, влюбленная, перед любимым

Не застыдилась нагая киннара[33].

¹⁵ Ветер, насыщенный влагою Ганги,

Ветер, в горах сотрясающий кедры,

Ветер, ласкающий горных павлинов,

Сладок охотникам неутомимым.

¹⁶ Там, возлелеянный горною высью,

Лишь для Семи Мудрецов[34] расцветая,

Солнцем разбужен, сияющим снизу,

Днем раскрывается в озере лотос.

¹⁷ Всех заповеданных благ обладатель,

Царь-вседержитель, премудрый радетель,

Брахмой[35] самим удостоенный царства,

Он разделяет с богами главенство.

¹⁸ Взял добродетельный царь-духовидец

Духом рожденную отчую дочерь,[36]

Чтимую мудрыми мудрую Ме́ну[37],

Ради потомства достойного в жены.

¹⁹ Дни проходили в блаженстве взаимном,

И расцветала беспечная юность,

Очаровав красоту красотою;

Срок наступил, и царица зачала.

²⁰ Нежную на́гини[38] очаровавший,[39]

Друг Океана родился, крылатый,

Наперекор Ненавистнику Ври́тры[40]

Крылья свои сохранивший поныне.

²¹ Оскорблена небрежением отчим,[41]

Прежнее тело свое уничтожив,

Грозного Бха́вы былая супруга

Вновь родилась от прекрасной царицы.

²² Благословенная Благословенным,

Благочестивая Благочестивой

Порождена, как народное благо

Порождено благомыслием царским.

²³ Дочь родилась, небеса прояснились;

Веяли ветры, не ведая пыли;

Пение раковин, ливень цветочный,[42]

Благо подвижным, недвижному[43] благо!

²⁴ Новорожденная так засияла,

Что засияла сама роженица,

Как, молодым пробужденные громом,

Недра сияют, сапфиры даруя.[44]

²⁵ День ото дня красота возрастала,

Как, народившись, луна возрастает,

И неуклонно и неутомимо

Очарования преисполняясь.

²⁶ «Па́рвати»[45],— названа дивная дева,

Милая родичам высокородным.

«У ма!»[46] — подвижнице мать говорила;

«Ума»[47],— прекрасную днесь величают.

²⁷ Царь богоравный, потомством богатый[48],

С дочери глаз не сводил, ненасытный.

Много цветов у весны плодовитой,

Пчелам желанней цветущее манго.

²⁸ Как благодетельным светом светильник,

Как благодатною влагою небо,

Как безупречною речью ученый,

Дочерью царь богоравный прославлен.

²⁹ В куклы царевна играла и в мячик

Или в песок возле Ганги приветной,

Там забавлялась не хуже подружек,

Детской игрой наслаждаясь как будто.[49]

³⁰ Осенью Ганга гусей привлекает,

Свет в темноте возвращается к травам;

К ней, просвещенной прозреньем врожденным,

Опыт былого не мог не вернуться.

³¹ Было в своем обаянье природном

Хмеля хмельнее без всякого хмеля,

Стрел обольстительных неотразимей

В юности сладостной нежное тело.

³² Словно картина художеством дивным,

Словно лучами небесными лотос,

Тело в своем ослепительном блеске

Явлено юностью непревзойденной.

³³ Землю пленив лепестками-ногтями,

Алой пыльцою как будто сверкая,

Истые лотосы даже в движенье,

Эти стопы превзошли неподвижных.[50]

³⁴ Шествует, стан величаво склоняя,

Лебедью лебедь, играя мирами;

Вторит зато сладкогласная лебедь

Звону браслетов ее драгоценных.[51]

³⁵ Бедра такими округлыми вышли,

Столь соразмерными, что, несомненно,

Щедрый на прелести Бра́хма-искусник

Не без труда создавал остальное.

³⁶ Пальма стройна, только слишком прохладна;

Хобот хорош, только хобот шершавый;

Славится хобот, и славится пальма,

Бедра прекрасные все же прекрасней.

³⁷ Пояс такие облек совершенства,

Что не побрезговал Ги́риша славный

Их благосклонно принять на колени:

Женам другим недоступная милость.

³⁸ Укоренившись в ложбинке глубокой,

На животе волоски заблистали,

Словно сапфир, наделенный сияньем,

В поясе делится с ними лучами.

³⁹ Ниже груди над ложбинкой глубокой

Три ненаглядные складки виднелись,

Словно построила ранняя юность

Лестницу для быстроногого Ка́мы.[52]

⁴⁰ Каждая темным соском украшаясь,

Белые груди томили друг друга,

И между ними, наверное, вряд ли

Стебель тончайший протиснуться мог бы.

⁴¹ Я полагаю, нежнее шири́ши[53]

Руки прекрасной, когда, побежденный,

Ими однажды обвил Камаде́ва[54]

Выю могучую грозного Ха́ры.

⁴² Пальцы прекраснее листьев ашоки