Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - [10]

;

Необозримое небо ночное,

Где молодой воцаряется месяц,

Блеском ногтей затмевали ладони.[56]

⁴³ Шея над персями, сродница персей,

Окружена ожерельем жемчужным,

И, разукрашенная жемчугами,

Жемчуг своей красотой украшала.

⁴⁴ Прелестью лунной не радует лотос,

Лотоса ночью луна не заменит;

Прихотью Ла́кшми в блистательном лике

Одновременно и то и другое.[57]

⁴⁵ Белый цветок среди листьев багряных,

Нет! Жемчуга в сочетанье с кораллом,

Нет! Это цвет бесподобной улыбки,

Белый сполох на губах огнецветных.

⁴⁶ Амритой[58] голос насыщен, казалось;

Если Божественная говорила,

Кокила[59] голос теряла, как будто

Уподобляясь расстроенной лютне.

⁴⁷ Как на ветру голубые лилеи,

Длинные влажные эти зеницы

Ей мимоходом дарованы ланью,

Ею, вернее, дарованы ланям.

⁴⁸ Дивным рисунком бровей своенравных,

Столь прихотливым игривым изгибом

Налюбоваться не мог Бестелесный[60]:

Луком своим перестал он гордиться.

⁴⁹ Если бы стыд бессловесные знали,

В горном краю, в полунощной державе,

Восхищены волосами царевны,

Яки гордились бы меньше хвостами.

⁵⁰ Словом, Создатель над ней потрудился:

Не пожалел он красот всевозможных,

Все совершенства собрал воедино

И сочетанием залюбовался.

⁵¹ На́рада-странник увидел царевну,

И предсказать не преминул провидец:

Мужа делить ей ни с кем не придется,

Хара[61] навек сочетается с нею.

⁵² И достославный, премудрый родитель

Выдать юницу не смел за другого:

Пусть ослепительных светочей много,

Жертвой почтить нам Огонь подобает.

⁵³ Свататься Богу богов[62] не угодно,

Значит, невесту навязывать стыдно;

Прежде всего докучать неразумно,

Кроме того, торопиться не нужно.

⁵⁴ Да́кшей[63] обижена в прошлом рожденье,

Бросила тело свое чаровница;

С этого дня, как великий подвижник,

Брезговал браком Владыка Вселенной.[64]

⁵⁵ Там, где омытые Гангою кедры,

Там, где олени, где мускусом пахнет,

Там, где киннары поют неумолчно,

Бог, как отшельник, на снежной вершине.[65]

⁵⁶ Уши украсив цветами намеру[66],

Берестяные раскрасив одежды,

Благоуханием смол наслаждаясь,

Ганы[67] сидели вокруг на уступах.

⁵⁷ Мерзлый сугроб разрывая копытом,

Голосом гордый, ревел там Горбатый,

Вынести львиного рева не в силах,

В ужасе горных быков ужасая.

⁵⁸ Там сочетатель восьми проявлений[68]

Пламень разжег, проявленье свое же;

Тот, на кого уповает подвижник,

Ради неведомой цели постился.

⁵⁹ Царь[69] привечал всемогущего гостя,

Чтимого всеми богами почтил он;

В сопровожденье подружек царевна[70]

Гостю прислуживала благонравно.

⁶⁰ И несмотря на такую помеху,

Гириша[71] сам согласился на это:

Разве не выше любого соблазна

Истинный невозмутимый подвижник?

⁶¹ Царевна трудилась, алтарь очищала прилежно,

Цветы приносила, священные травы и воду;[72]

Не зная покоя, покорная, богу служила,

Сиянием лунным волос его втайне питаясь.

Глава II. Лицезрение Брахмы

¹ Та́ракой неумолимым угнетены беспощадно,

Под предводительством И́ндры к Брахме направились боги.

² Лики богов потускнели, светел по-прежнему Брахма:

Озеру лотосов сонных яркое солнце явилось.

³ Перед Всевидящим боги благоговейно склонились

И Повелителя Речи[73] мудрою речью почтили:

⁴ «Слава тебе, Триединый[74], прежде творения Сущий,

В трех неизменных началах многообразно различный!

⁵ Семя твое, Нерожденный, в лоне воды плодовитой —

Первоисточник Вселенной: и подвижны́х и недви́жных.

⁶ Ты разрушаешь и зиждешь, бережно ты сохраняешь,

Знаменье тройственной силы, вечная первопричина.

⁷ Мужа с женой сочетая, надвое ты разделился,

Чтобы родителей знали новорожденные твари.

⁸ День твой и ночь твоя, Брахма[75], для заселенной Вселенной —

Целое существованье: возникновенье и гибель.

⁹ Ты, беспричинный, — причина, ты, бесконечный, — кончина,

Ты, безначальный, — начало, властвуешь, неподначальный.

¹⁰ В собственном самосознанье сам же собой сотворенный,

Сам над собой самодержец, сам же собой уничтожен;

¹¹ Твердый, текучий, громоздкий, легкий, тяжелый и тонкий,

Явленный и сокровенный, сущий во всем, всемогущий;[76]

¹² Речи, которые вечны в таинстве трех ударений,[77]

Вместе с плодами обрядов ты даровал и преподал.

¹³ Пракрити провозглашенный, Пу́руше будто бы предан,

Пуруша сам, созерцаешь Пракрити ты безучастно.[78]

¹⁴ Отчих отцов[79] прародитель, Бог над богами Вселенной,

Вышних навеки превыше Брахма, творцов сотворивший.

¹⁵ Жертва и жрец ты, предвечный, снедь и снедающий ты же,

Мысль и мыслитель ты, Брахма, зрелище и созерцатель».

¹⁶ Был милосердный Создатель тронут хвалами такими,

И небожителям сразу он соизволил ответить.

¹⁷ И четырьмя языками молвил предвечный кудесник,

Одновременно чаруя каждую сторону света:

¹⁸ «Рад я приветствовать, боги, весь ваш собор достославный,

Где в сочетании стройном счастью равняется доблесть.

¹⁹ Но почему потускнели ваши блаженные лики,

Как затмеваются звезды, зимним туманом томимы?

²⁰ Разве навек затупилась, прежних лишенная радуг,

У Ненавистника Вритры[80] неотразимая ва́джра[81]?

²¹ Варуна[82], как безоружный: петля[83] повисла бессильно,

Словно удав исполинский, неким заклятьем сраженный.

²² Обезоружен Кубе́ра: палица выбита, видно,

Так что десница повисла жалобней сломанной ветки.

²³ Я́ма, когда-то могучий, чертит жезлом по привычке,

Но почему-то сегодня жезл, как погашенный светоч.

²⁴ А́дитьи[84]