Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - [40]

Этой ночью в чертог Городержца войду!

* * *

Подружка! Сегодня Владыка смиренных женился на мне — во сне.

В свадебном шествии боги шли с роднею моей наравне — во сне.

Обряды свершились, он за руку взял меня в тишине — во сне.

Прошлых рождений моих плоды воплотились в пришедшем дне — во сне.

Невиданное блаженство даровано было жене — во сне.

Подружка! Сегодня Владыка смиренных женился на мне — во сне.

* * *

Где бродит Возлюбленный мой? Не знаю его дорог.

Явился только единожды мне, светильник любви зажег.

Лодку любви столкнул в океан разлуки — берег далек.

Когда обретешься ты, Смуглый? У Миры уходит земля из-под ног.

Где бродит Возлюбленный мой? Не знаю его дорог.

* * *

Подружка, боль моя такова, что жизнь не мила.

Разлученных поймет лишь тот, кто в разлуке сгорел дотла.

Цену камня поймет лишь знаток ювелирного ремесла.

Пораженная болью, бродила повсюду — врачевателя не нашла.

Только если меня уврачует Смуглый, станет Мира опять весела.

Подружка, боль моя такова, что жизнь не мила.

* * *

Ты один у меня, Городержец-Пастух, ты мой дом и моя семья.

Не нашла подобного в мире я, хоть все обошла края.

Ради тебя забыла о братьях — кто мне теперь судья?

За садху следую — вместе ведет нас дорожная колея.

Увижу бхакта[410], возрадуюсь, увижу мир, восплачу в два ручья.

Слезами питая росток любви, его взлелеяла я,

Из сметаны спахтала масло — истину бытия.

Князь чашу яда в подарок прислал[411] — выпила, радости не тая.

Навеки с тобою связана Мира — всевластна воля твоя.

Ты один у меня, Городержец-Пастух, ты мой дом и моя семья.

Не нашла подобного в мире я, хоть обошла все края.

Тулсидас [412]

Перевод С. Северцева

Священное озеро деяний Рамы

(Фрагмент первой главы)

Ночь прошла, юный Ла́кшмана[413] с ложа тотчас поднялся,

услыхав петуха, возвестившего утро.

Раньше гуру восстал ото сна и владыка миров —

Рамача́ндра[414], чье сердце светло и премудро.

Кончив обряд очищенья, братья пошли и омылись,

После молитв ежедневных, к му́ни придя, поклонились.

Час подобающий зная, у старца спросив разрешенье,

Вышли цветы собирать[415] братья — миров украшенье.

Царский пленительный сад вскоре они увидали —

Сад, где весенние дни свежестью вечной сияли.

Дивных деревьев различных свисали цветущие ветки,

Сетью лиан разноцветных были увиты беседки.

Свежие листья, плоды, цветы на деревьях блистали,

Роскошью Древо богов[416] стыдили они, затмевали.

Пели кукушки, чакоры, и ча́таки, и попугаи,[418]

И танцевали павлины, изяществом взоры пленяя.

А посредине был пруд, — блестели на солнце красиво

Лестницы из самоцветов, изогнутые прихотливо.

Лотосы ярко цветут, чистая влага струится,

Пчелы жужжат, а в пруду с пением плавают птицы.

Пруд увидев в саду, был владыка миров восхищен,

оба юноши возликовали сердцами.

Да, красив и отраден поистине был этот сад,

столько радости давший великому Ра́ме!

Встретив садовников, братья у них разрешение взяли —

Листья, цветы собирать, радостнодушные, стали.

В этот же час и царица дочери Си́те велела

Ги́ридже[419] дань принести — сделать достойное дело.

Следом за Ситой подружки вышли с чарующей песней,

Не было дев на земле скромнее, разумней, прелестней,

В сад они шли, где блистал Ги́риджи храм возле пруда,

Душу тот храм восхищал — не описать это чудо!

С девами в этом пруду сперва совершив омовенье,

К храму приблизилась Сита, в сердце скрывая волненье,

Пуджу с глубокой любовью богине она сотворила —

Мужа, достойного мужа у всеблагой попросила.

В храме оставив ее, одна из подружек прелестных

В сад углубилась, любуясь красою растений чудесных.

Братьев прекрасных увидев, робкой душою смутилась,

Трепетом сладким объята, к Сите скорей возвратилась.

Увидали подружки, что слезы в глазах у нее

и торчат волоски на взволнованном теле[420],—

«Что с тобою, скажи?» — стали спрашивать нежно они,

восхищенья причину узнать захотели.

«Видела в нашем саду принцев я иноплеменных,

Возрастом юны они, но достоинств полны несомненных;

Темный и светлый красавец[421] — как опишу их словами?

Речью глаза не владеют, а речь не владеет глазами!»

Новость услышав, пришли девы в восторг и веселье,

В сердце у Ситы волненье умницы вмиг разглядели.

«Это, наверно, два принца, — одна из подружек сказала,—

О появленье которых уже я от многих слыхала.

Вместе со старцем святым явившись вчера спозаранок,

Очаровали они всех горожан-горожанок;

Люди повсюду твердят об их красоте несравненной,

Надо, подружки, и нам на них поглядеть непременно!»

Слушала Сита подруг, дивясь своему восхищенью,

Заторопились глаза к радостному лицезренью.

Выслав служанку вперед, за ней она двинулась следом,—

Смысл этой древней любви для всех оставался неведом.[422]

Речь премудрого На́рады вспомнила Сита тотчас,[423]

и любовь в ее сердце возникла святая.

Трепеща от волненья, она за подружкою шла,

вкруг себя олененком пугливым взирая.

Слыша, как пояс звенит, ножные браслеты, запястья,

Лакшмане Рама сказал, ощутив приближение счастья;

«Кажется, брат дорогой, Ма́дана бьет в барабаны,—

Все захотел покорить земные селенья и страны!»

Тут оглянулся герой, и Ситу глаза увидали —

Лунного лика ее сразу чакорами стали,[424]

Веки прекрасных очей застыли, как будто под ними

Вдруг перестал трепетать смущеньем охваченный Ними