Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - [16]

Отводит он беды, сулит он богатство;

Тому, кто превыше тревожной надежды,

Хранителю мира не надобен подвиг.

⁷⁷ Богатство дарует нам бог неимущий;

Живущий в соседстве костров погребальных,

Властитель миров, он воистину страшен,

Однако «Благим»[162], непостижный, зовется.

⁷⁸ Со змеями злобными вместо браслетов,

В роскошных шелках или в шкуре слоновой,

Украшенный черепом или луною,—

Во множестве обликов непостижимый.

⁷⁹ С Божественным сладостно соприкасаясь,

Святой чистотой заражается пепел,

Который потом рассыпается в пляске,

И пеплом таким натираются боги.

⁸⁰ Тому, кто на старом быке разъезжает,

На гордом слоне восседающий Индра

Пыльцою пурпурною древа мандара[163]

Стопы осыпает, корону склоняя.

⁸¹ Обмолвился правдою ты, злоязычник,

Безродным назвав повелителя дерзко:

Ему подобает считаться безродным,

Когда Прародитель[164] — его порожденье.

⁸² Довольно! Пускай говорил ты мне правду,

Пускай описанье твое достоверно,

Я сердцем к нему прилепилась навеки:

Не верит любовь оскорбительным слухам.

⁸³ Заставь брахмачарина[165] смолкнуть, подруга!

Ответить он хочет мне: дрогнули губы!

А тот, кто внимает речам богохульным,

Кощунствует сам, богохульствует молча.

⁸⁴ Мне лучше уйти!» Уходила царевна,

Кору на груди разорвав ненароком;

Ее задержал, перед нею возникнув,

С улыбкою тот, кто быком знаменован.

⁸⁵ Задрожала царевна, увидев любимого,

Не посмела ступить, отступить не осмелилась,

Как река, вековечным утесом задержана,

Не стояла, не шла, без опоры парящая.

⁸⁶ «Завладела ты мною навек, ненаглядная», —

Произнес покоренный неслыханным подвигом,

И в ответ истомленная сразу воспрянула,

Обретая желанного, сил преисполнена.

Хала Из «Семисот стихотворений» [166]

Перевод В. Микушевича

¹ Из бесконечного множества

Звучных, чарующих стихотворений

Ровно семьсот наилучших

Отобрано Халой премудрым.

² Твердого духом в опасности,

Скромного в счастье, спокойного в горе

Мудрый зовет благородным,

Почтив совершенство благое.

³ Счастливы в мире воистину,

Кроме глухих, разве только слепые.

Счастье — не слышать проклятий,

Не видеть, как счастлив преступник.

⁴ Видеть лицо ненаглядное?

Нет! Увидать бы околицу только

Благословенной деревни,

Где жить красота соизволит.

⁵ Прохожий блаженно глядит, не мигая,

На эту крестьянскую дочь, запыленную белой мукою.

Так боги смотрели, когда появилась

Прекрасная Лакшми[167], возникшая в море молочном.

⁶ Дочь деревенского старосты

Душу прельщает уже мимоходом.

Явно подобный подросток

Опасней лозы ядовитой.

⁷ Можно ли всю разглядеть ее?

Нет, мы такой красоты не видали

И, заприметив частицу,

Плененные, глаз не сводили.

⁸ Трепетные, полновесные,

Как налитые, высокие перси,

Словно любимые песни,

Кого красотой не взволнуют?

⁹ Ночью сквозь ткань темно-синюю

Грудь ненароком во мраке блеснула,

Словно сквозь тучи в ненастье

Украдкой луна засияла.

¹⁰ Вкруг небывалого лотоса,

Перед которым луна потускнела,

Вкруг несравненного лика

Жужжат упоенные пчелы.[168]

¹¹ Молодожены счастливые

Не наглядятся никак друг на друга,

Будто глазам ненасытным

Смотреть больше не на что в мире.

¹² Нежная дочь поселянина,

Мертвого мужа в огне обретая,

Жаркий костер погребальный

Испариной сладостной тушит.[169]

¹³ Словно в безжалостном пламени,

Вдовый крестьянин среди запустенья

В доме, который подобен

Сокровищнице разоренной.

¹⁴ В горе, в заботах и в радостях

Старятся люди, любовь не стареет;

Жив после смерти любимый,

И заживо мертв одинокий.

¹⁵ Я поклонюсь тебе, Ма́дана,

В этой моей, как и в будущей, жизни,

Если в него ты нацелишь

Стрелу, мне пронзившую сердце.

¹⁶ Мучит любовь меня, бедную,

Неуловимая, вмиг исчезает;

Ночью сокровище снится,

Проснешься — и нет его больше.

¹⁷ Радует милый воочию,

Близостью трогая робкое сердце,

И, недоступный, как месяц,

Вдали, многоликий, чарует.

¹⁸ Спят по ночам, благонравные,

Слушают, что говорят им другие,

И отвечают разумно:

Тебя не видали — вот счастье!

¹⁹ «Не надо сердиться!» — «А кто рассердился?»

«Прекрасная, ты рассердилась!» — «Нельзя на чужого сердиться».

«Да кто здесь чужой?» — «Разве ты не чужой мне?»

Чужим я посмела назвать его! Как я посмела!

²⁰ Я бы закрылась ладонями,

Я бы любовь свою скрыть постаралась,

Но, как цветущему древу,

Мне трепета скрыть невозможно.

²¹ Вряд ли ты спрячешься, доченька,

Темною ночью любовь похищая;

Словно зажженный светильник,

Во мраке ночном ты приметней.

²² Неблагодарный забыл меня,

Хоть зарасти не успела тропинка,

В нашей грязи деревенской

К нему проторенная мною.

²³ Лук со стрелою расстанется,

Прочь безвозвратно стрела улетает;

Так пленена ненадолго

Прямая кривою душою.

²⁴ Не умираю, злосчастная:

Ты в моих мыслях сегодня, как прежде,

И после смерти пришлось бы

Мне снова твоею родиться![170]

²⁵ Полно сердиться, любимая!

Утром успеешь нахмуриться гневно!

Лунная ночь пролетает,

И в мире светает мгновенно!

²⁶ Если не менее сладостных

Лотосов много цветет в отдаленье,

Не ошибается пчелка:

Милуется чаще, где слаще.[171]

²⁷ Как ожерелье жемчужное,

Жалкое, только мешает объятью,

Так драгоценное меркнет,

Ничтожное, перед бесценным.

²⁸ Улицей мне бы раскинуться,

Чтобы с возлюбленным не расставаться,

Если меня покидает

Он, старших стыдясь, на рассвете.[172]

²⁹ В ужасе путники шепчутся,

Словно запретною делятся вестью:

«Манго в побегах манящих,