Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - [14]

Стремление вечное кто превозможет,

Кто вверх по течению воду направит?

⁶ К царю посылает наперсницу дева

И просит отца, непреклонная духом,

Обитель ей выделить в девственных дебрях,

Где будет увенчан победою подвиг.

⁷ Решеньем дочерним доволен родитель;

Она, получив от отца разрешенье,

Достигла вершины, где жили павлины:

Вершиною Гаури горы гордятся.

⁸ Царевна решительно сбросила жемчуг,

Враждебный, бывало, сандалу[137] на персях;

Корою неласковой, красной, как солнце,

Высокие груди себе натрудила.

⁹ И в спутанных прядях без всякой прически

Осталось лицо несказанно прекрасным;

Не только в круженье пчелиного роя,

Во мхах ослепительный лотос прекрасен.

¹⁰ И, пояс тройной травяной надевая,[138]

От боли подвижница затрепетала,

И молча страдала, и молча терпела,

Себе натрудившая поясом бедра.

¹¹ Рука неустанная, верная четкам,

Хоть ранены пальцы травою священной,

Забыв притирания, мяч позабыла,

Который от персей отпрыгивал, красный.

¹² Бывало, красавицу ранят на ложе

Цветы, покидая порою прическу;

Теперь в изголовии руки-лианы,

На голой земле восседать подобает.

¹³ И, свой тяжелейший обет соблюдая,

Царевна в лесах отдала на храненье

Лианам богатство движений прелестных,

Смущенные взоры застенчивым ланям.

¹⁴ Свои деревца на заре поливала,

Как будто кормила десятки младенцев,

И первенцев этих любила не меньше,

Чем сына родного потом полюбила.

¹⁵ Довольные скудным лесным угощеньем,

К ней лани ласкались, пугливые гостьи,

Глаза ненаглядные в трепете взоров

С глазами царевны сравнить позволяя.

¹⁶ Как носит кору вместо тканей тончайших

И как, неустанная, жертвы приносит,

Взглянуть приходили премудрые старцы:

Не ведают возраста мудрость и святость.

¹⁷ Враждебна врожденной вражде добродетель,

Которая в дебрях пречистых царила:

Плодов не жалели деревья прохожим,

Священному пламени рады растенья.[139]

¹⁸ Однако подобные подвиги тщетны,

Желанное все-таки недостижимо;

Суровее прежнего стала царевна

Смирять беззащитное нежное тело.

¹⁹ Царевна, бывало, играть уставала,

Подвижница в подвигах неутомима;

Как золото лотосов, дивное тело;

Оно безупречно: и нежно и прочно.

²⁰ На солнце четыре костра зажигала

И в зной среди них неподвижно сидела,

С улыбкой сидела, нежнейшая в мире,

И, не отрываясь, глядела на солнце.[140]

²¹ И, солнцем палимое неутомимым,

Лицо хорошело, как царственный лотос,

И разве что возле очей удлиненных

Наметились еле заметные тени.

²² Постилась она и при этом питалась

Небесною влагой[141] и лунным сияньем;

Жила, как деревья живут вековые,

Которым неведома пища другая.

²³ Огнем опаленная неугасимым,[142]

Палимая жаром костров разведенных,

Впервые в году окропленная с неба,

Дымилась она, как земля, истомившись.

²⁴ Ресницами пойманы, губы поранив,

На персях высоких дробились дождинки.

И, три ненаглядные складки минуя,

В глубокой ложбинке скрывались нескоро.

²⁵ На голых камнях, без покрова и крова,

Заснувшую в ливень под ветром холодным,

Бросая на спящую молнии-взоры,

Подвижницу видели зоркие ночи.

²⁶ Зимою в студеной воде застывала,

И ветер и снег выносила во мраке,

Всю ночь сострадая тоскующим птицам,

Которые жалобно плачут в разлуке.

²⁷ Ночами, лицом благовонна, как лотос,

Блистая во тьме лепестками-устами,

Воде в изобилии лотосов мерзлых

Являла подвижница подлинный лотос.

²⁸ Опавшей листвою питаться — заслуга

Для тех, кто себя беспощадно смиряет,

Но даже листвы не вкушала царевна:

«Безлистной» подвижницу мудрые звали.

²⁹ Отшельников неколебимых и строгих,

Подвижников неуязвимых и стойких

Она превзошла, уязвимая телом,

Душой непреклонна в суровых обетах.

³⁰ И в дебрях лесных появляется некто,

Живое подобие а́шрамы первой[143],

Нечесаный, шкурою черной одетый,

Пришел, опираясь на брахманский[144] посох.

³¹ Прекрасная Парвати[145] вышла навстречу,

Приветом почтив благородного гостя:

Не только подвижников более славных,

Подвижники равных приветствовать рады.

³² Приветствие принял он, как подобает;

Мгновенно усталости как не бывало.

Царевне в глаза посмотрел он спокойно,

И, как полагается, заговорил он:

³³ «Здесь трав и деревьев священных довольно?

И вдоволь воды? Расскажи мне, поведай!

И силы для подвига в теле довольно?

Без тела, поверь, добродетель напрасна!

³⁴ На длинных лианах, взращенных тобою,

Уже появляются первые листья,

Устам уступая, которые ныне

Без всякой помады накрашенных краше?

³⁵ Священные травы ты скармливать рада

Назойливым лакомкам, ласковым ланям,[146]

Чьи нежные очи в тревожном движенье

Подобны зеницам твоим неподвижным?

³⁶ Недаром слывет красота безгреховной:

Прекрасная, ты превзошла воздержаньем

Отшельников стойких, подвижников строгих,

Мудрейшим из мудрых пример подавая.

³⁷ Не столько небесной рекой цветоносной,[147]

Чьи белые благоухают улыбки,

Не столько богатствами, сколько тобою

Отец богоравный с потомством прославлен.

³⁸ В сокровище тройственном этого мира,

Наверное, выше всего Добродетель,

Превыше Любви и превыше Богатства:

Тебя привлекает одна Добродетель.[148]

³⁹ Тобою привеченный гостеприимно,

Я свой, не чужой: не чуждаются гостя!

Согласно благим наставленьям блаженных,

Сближаются близкие мудрою речью.

⁴⁰ Поэтому, как любознательный брахман,

Тебе, терпеливой, тебе, справедливой,

Дерзаю задать я вопрос откровенный;

Ответить изволь, если это не тайна!