Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - [13]

Лотос молитвенно сложенных дланей;

⁴⁶ Разными змеями перевитого,

Четками перевитого двойными,

В шкуре нильга́у, которая с виду

Около синего горла[127] синее;

⁴⁷ Остановившего быстрые брови

И трепетать отучившего вежды,

Взоры сумевшего сосредоточить

В точке точнейшей: на кончике носа;

⁴⁸ Туче подобного, только без ливня,

Морю подобного, но без волненья,

Ветры смирившего в собственном теле,

Свету подобного, но без мерцанья.

⁴⁹ Внутренним светом, который струился,

Зримый в сиянии третьего глаза,

В собственном лбу затмевавшего месяц,

Лотосы нежностью превосходящий;

⁵⁰ Дух размышленьем смирившего в сердце

За девятью вековыми дверями,[128]

Ведомый ведам[129] как неистребимый,

Дух мировой созерцавшего духом.

⁵¹ В ужасе Смара[130], Трехглазого видя,

Необоримого в помыслах даже,

Сам не заметил, как руки разжались:

Лука со стрелами не удержал он.

⁵² Мужество в нем возгорелось, однако,

Заново разожжено красотою:

Только приблизилась Горная дева,

Сопровождаемая божествами;

⁵³ Убрана всеми цветами лесными,

Рдевшими ярче рубинов отборных,

Бледными, как жемчуга в ожерелье,

И затмевавшими золотом зори;

⁵⁴ Обремененная тяжестью персей,

Облачена в багряницу, как солнце,

Словно под бременем тяжких соцветий

Шествует лесом лиана, склоняясь;

⁵⁵ Оберегавшая пояс цветочный,

Словно решил проницательный Смара,

Места надежнее в мире не зная,

Дать ей свою тетиву запасную;

⁵⁶ Страх затаившая в трепетном взоре,

Лотос державшая, чтобы, махая,

Пчел отгонять: ненасытные льнули,

Губы приняв за плоды наливные.

⁵⁷ Перед собой безупречную видя,

Чьим совершенствам завидует Ра́ти,

Сразу сразить понадеялся Лучник

Бога, который трезубцем владеет.

⁵⁸ Ума стояла у входа смиренно,

В Невозмутимом супруга провидя;

Свет высочайший в себе созерцал он

И соизволил прервать созерцанье.

⁵⁹ Ноги скрещенные разъединил он,

Освободив непомерную пра́ну,

Так что держал потрясенную землю

Тысячеглавый[131] с великой натугой.

⁶⁰ Нандин[132] с поклоном Владыке поведал

О посещенье прилежной царевны,

И повелитель движением брови

Ей разрешил снисходительно доступ.

⁶¹ Благоговейно склонились подруги

И по земле перед богом Трехглазым

Много весенних цветов разбросали,

Только что сорванных собственноручно.

⁶² Богу, который быком знаменован,

Ума до самой земли поклонилась,

Так что цветы с волосами расстались,

Землю потрогали серьги-бутоны.

⁶³ «Да не возлюбит вовеки другую

Тот, кто с тобой сочетается браком»,—

Истиной как бы обмолвился Бхава[133],

Истина — каждое слово господне.

⁶⁴ Кама дождался желанного мига,

Как мотылек, устремившийся в пламя;

Приободренный присутствием Умы,

В Хару дерзает прицелиться Лучник.

⁶⁵ Гирише Га́ури скромно подносит

Бронзово-светлой рукою своею

Семя сушеное лотосов гангских,

Четки подвижнику в дар предлагая.

⁶⁶ Дар благосклонно принять собираясь,

К ней подошел величаво Трехглазый,

Выбрал стрелу подходящую Лучник:

«Очарованье» — стрела роковая.

⁶⁷ Бог красотою взволнован, как море,

Стоит луне в небесах появиться;

Видит он губы, плоды наливные;

К ним ненасытные взоры прильнули.

⁶⁸ Дрогнула, затрепетала царевна,

Как, распускаясь, трепещет када́мба;

Очи свои отвела, застыдившись:

В милом смущенье прекрасная краше.

⁶⁹ Только Трехглазый осилил смятенье,

Преодолел он душевную бурю,

Ищет виновного, смотрит он гневно:

Кто помешал созерцанию дерзко?

⁷⁰ И, натянувшего лук до предела,—

Правая длань возле правого глаза,—

Низко согнувшего левую ногу,

Видит он Лучника, видит Маноджу[134].

⁷¹ И разъярился великий подвижник,

Ликом в изломах бровей ужасая;

Молния третьего глаза сверкнула,

Вспыхнуло пламя, ударило пламя.

⁷² И вопреки заклинаниям ветра:

«Смилуйся, Боже, не гневайся, Боже!» —

Оком рожденное гневное пламя

Молнией Мадану испепелило.

⁷³ Обморок, вызванный грозным ударом,

Вдруг подавив потрясенные чувства,

Как бы в неведенье душу оставил —

Благодеянье для скорбной супруги.

⁷⁴ И, сокрушив беспощадно преграду,

Будто грозой многолетнее древо,

Общество женщин покинул Владыка:

В сопровожденье служителей скрылся.

⁷⁵ Разуверившись в гордых родительских замыслах,

И в своих начинаньях, и в собственных прелестях,

На глазах у подружек своих посрамленная,

Побрела восвояси царевна печальная.

⁷⁶ Брела, как слепая, напугана яростью Рудры[135];

И на руки поднял родитель злосчастную дочерь —

Казалось, повисла на бивне слоновом лилея.

Так быстро шагал он, что тело, как тень, удлинялось.

Глава IV. Плач Рати [136] (в переводе опущена)

Рати рыдает по убитому супругу и хочет, согласно обычаю, сжечь себя на костре. Но голос с небес останавливает ее, обещая, что Мадана возродится, когда Шива женится на Парвати.

Глава V. Обретение желанного

¹ Узрела царевна сожжение Камы,

Узрела царевна неистовство Шивы,

Узрела погибель заветной надежды

И тщетной своей красотой погнушалась.

² Иной красоты пожелала царевна,

Иной красотой награждается подвиг;

Ценой дорогой обретешь, не иначе,

Такую любовь и такого супруга.

³ Подвигнута вечной своею любовью,

Подвижницей стать пожелала царевна;

В слезах обнимала царевну царица.

Обету дочернему скорбно противясь:

⁴ «Тебе бы домашним богам помолиться!

Не вынесешь подвига, нежная телом!

Опасно цветку даже крылышко птичье,

Выносит он разве что крылышко пчелки».

⁵ Однако незыблема воля царевны,

Поэтому все уговоры напрасны.