Китайские мемуары. 1921—1927 - [67]

Таким образом, в середине 1925 г. по всему Китаю развернулось бурное антиимпериалистическое движение, которое охватило самые широкие массы народа: рабочих, студентов, торговцев, интеллигенцию. Застрельщиком был теперь рабочий класс.

В таких условиях перелет Москва — Пекин должен был продемонстрировать солидарность советских трудящихся с борющимся против иностранного империализма китайским народом, выразить чувства дружбы советских людей китайскому народу.

Перелет начался 10 июня 1925 г., т. е. через десять дней после событий 30 мая. Наши самолеты прибыли в Китай 9 июля, были задержаны властями в пограничной полосе и смогли поэтому опуститься на пекинском аэродроме только 13 июля. Это было спустя три недели после кантонского расстрела. Длительность перелета объяснялась тем, что тогда самолеты в ночное время не летали. Продолжительные митинги на каждой остановке и незначительные технические неполадки, которые ликвидировались на месте, также затягивали перелет.

Расстояние до Пекина составило 6566 км, на преодоление которых было потрачено 49 часов 20 минут чистого летного времени. Средняя техническая скорость полета составила 137 км в час, или 166 км в сутки, если считать все время с остановками.

Из Пекина наши самолеты полетели в Кайфын, который находился в руках генерала Фын Юйсяна, заключившего в то время блок с гоминьданом, а затем в Шанхай — центр национально-революционного движения. Всюду, где останавливались наши самолеты, их встречали помимо официальных лиц делегации рабочих и студентов, которые несли транспаранты с приветствиями Советскому Союзу. На митингах и собраниях в Китае выступал начальник перелета И. П. Шмидт.

В Пекине он собрал группу рикш, возил их на советской автомашине по городу, а затем повел в кино и, несмотря на протесты администрации, сидел с ними на лучших местах, отведенных для иностранцев.

И. П. Шмидт, в прошлом рабочий, вступивший в партию в 1916 г., рассказывал нам немало забавных эпизодов из своего пребывания в Китае. Мы издали его брошюру о перелете, в которой он так описывает банкет, который был дан в честь советских летчиков в Кайфыне.

«Бесконечные банкеты с преобладающим присутствием мандаринов порядком нам надоели. К тому же недопустимо было и то, что многочисленные рабочие делегации, нас встречавшие, абсолютно не привлекались на эти банкеты. Торжества по поводу нашего перелета были целиком в руках администрации. Мы сказали дубаню, что хотели бы видеть на банкете не только администрацию, но и рабочих и общественные организации. Нам было обещано провести это на следующем банкете. В тот же день советник обратился к переводчику с вопросом:

Есть ли у нас в провинции какая-нибудь рабочая организация?

Это спрашивает революционный советник революционного губернатора.

Долго искали, наконец нашли рабочую организацию. Приглашают их на банкет в честь нашего прилета.

Банкет устроили грандиозный, музыка гремит. Человек 30 рабочих сидят в синей одежде, но загнали их к самой кухне, а все чиновничество сидит в стороне. Как увидели мы такую картину, то, конечно, про дипломатию сразу забыли. Какая тут может быть дипломатия— рабочие пришли нас встретить со знаменами, а их послали буквально в поварскую, а мы будем сидеть где-нибудь у черта на куличках на банкете. Конечно, мы передали губернатору, что мы очень рады, тронуты его вниманием, но все-таки мы хотели бы с рабочими вместе сидеть.

— Если это невозможно по вашим обычаям, тогда или разрешите мне с ними сесть, или если меня не пустите, то большинство моих товарищей все равно с ними сядут. Как угодно.

Словом, они посоветовались между собой, неудобно обидеть гостей — прием гостей у них очень высоко стоит. Взяли в середку всех тридцать человек. Стало тесно. Смотрим, вместо шелковых юбок и кофточек перед нами сидят -синие куртки ^19. Рабочие тотчас же хотели выступить против того, что дубань уволил одного рабочего, не дает прибавки и т. п. Много усилий понадобилось, чтобы они не выступали. Но обед закончили. Никогда не забуду братского прощания с рабочими по окончании банкета»^20.

Подъем национально-революционного движения в Китае поставил перед Коминтерном вопрос о помощи Коммунистической партии Китая в подготовке партийных кадров, пропагандистов, а также работников для революционного государственного аппарата. Решено было учредить в Москве Университет трудящихся Китая имени Сунь Ятсена.

Сунь Ятсен умер 12 марта 1925 г. от рака. Накануне своей смерти, 11 марта, он обратился к правительству Советского Союза с посланием, в котором писал:

«Меня одолел неизлечимый недуг. Мысли мои обращены сейчас к вам, обращены к моей партии и к будущему моей страны.

Вы возглавляете Союз свободных республик. Этот Союз свободных республик есть то подлинное наследие, которое бессмертный Ленин оставил миру угнетенных народов. Опираясь на это наследие, народы, изнывающие под гнетом империализма, отстоят свою свободу и добьются освобождения от существующего в мире строя, издревле основанного на рабстве, войнах и своекорыстии.

Я оставляю после себя партию и надеюсь, что гоминьдан, завершая свою историческую работу по освобождению Китая и других павших жертвой агрессии государств от империалистического строя, объединит свои усилия с вами».