Китайские мемуары. 1921—1927 - [44]
Это внешнее спокойствие не вязалось с рассказами о том, что в боевой обстановке Сунь Ятсен сам становился к орудию и стрелял по противнику.
Глаза у Сунь Ятсена были карие, очень живые, с огоньком, напоминавшие глаза В. И. Ленина. Я поразился этому сходству глаз. Живость взгляда также противоречила внешнему спокойствию.
Сели. Тотчас же был подан чай.
Я вручил Сунь Ятсену письмо, в котором говорилось о моих полномочиях, передал привет от рабочих и крестьян Советской России и пожелания успехов в его работе и борьбе. Обращаясь к нему, я подчеркивал слово «президент» в противовес всей иностранной империалистической прессе, которая не признавала за ним этого звания и называла просто «доктор Сунь».
В ответе на мое приветствие он много говорил о своих симпатиях к Советской России, о том, что будег очень рад ознакомить меня с состоянием дел на юге Китая и получить информацию о положении Советской Республики.
В центре нашей беседы стоял вопрос о Чэнь Цзюн-мине, который, несмотря на вооруженный конфликт, номинально продолжал оставаться военным министром кантонского правительства. Я достоверно знал, что Сунь Ятсен посылал делегацию к Чэнь Цзюнмину для переговоров о ликвидации конфликта и возвращении его в правительство. Результаты переговоров мне не были известны. Я задал вопрос о возможности примирения. Сунь Ятсен вспылил и повышенным тоном сказал:
— Я президент, и министры должны мне подчиняться. Он выступил против меня, президента республики, он выступил против воли народа, если он не подчинится, то будет уничтожен. Ни о каких компромиссах не может быть и речи.
Все же делегации Сунь Ятсена ездили к Чэнь Цзюнмину и после этого разговора. Велись перегово-|)ы, но, как показали события, никаких результатов они не дали.
Мы перешли к вопросу о борьбе с У Пэйфу. Сунь сообщил мне о переброске дополнительных частей на северный фронт и в очень оптимистическом тоне говорил о северной экспедиции и неизбежности скорой победы.
Беседа перешла к положению Советской России. Сунь интересовался численностью Красной Армии, ее организацией и политическим воспитанием. Затем Сунь Ятсен спросил о здоровье В. И. Ленина. В конце беседы мы условились о наших дальнейших встречах.
Впечатление у меня было несколько странное. Чувствовалось, что Сунь Ятсен сдержан и осторожен. С другой стороны, желание возможно чаще встречаться со мной говорило о его намерениях установить контакт с Советской Россией.
Причины двойственного отношения ко мне Сунь Ятсена разъяснились во время одной из следующих встреч, которая была посвящена исключительно программным вопросам. Мы говорили о проблемах русской и китайской революций.
В центре беседы сперва стоял вопрос о диктатуре пролетариата. Сунь Ятсен долго расспрашивал меня об этом. Мы говорили о Советах, о Красной Армии, о значении свободы для народных масс. Сунь внимательно слушал, а потом обратился ко мне со следующим предложением: «Я дам вам самый дикий, горный уезд, не развращенный современной цивилизацией. Жители его принадлежат к народности мяо. Они более способны воспринять коммунизм, чем жители наших городов, где современная цивилизация сделала их противниками коммунизма. Вот в этом уезде организуйте Советскую власть, и, если ваш опыт будет удачным, я применю эту систему для всего Китая».
На такое предложение мне оставалось ответить лишь шуткой. Я сказал, что один уезд — слишком малый плацдарм для коммунизма с его мировыми масштабами. Но я понял значение его предложения. Сунь Ятсен знал, что я коммунист, знал, что кантонские коммунисты стоят в оппозиции к нему, что я встречаюсь с ними, знал, что рабочие союзы в Кантоне отошли от него. Естественно, что первое время Сунь Ятсен питал ко мне некоторое недоверие, ибо мои слова расходились с делами кантонских коммунистов.
Неожиданное предложение «организовать» Советскую власть в одном из уездов было прощупываниехМ моих намерений. Вот почему, ответив шуткой на это предложение, я изложил Сунь Ятсену нашу точку зрения на тогдашний этап китайской революции, говорил о необходимости создания единого национально-революционного фронта и его возможной программе! Эти проблемы стали главными в наших беседах.
Сунь Ятсен оживился, напряженность в выражении его лица исчезла, в глазах вспыхнул огонек, и он стал рассказывать о программе своей партии, автором которой он являлся. Эта программа была изложена в двух его речах: «О трех принципах» и «Конституции пяти степеней».
В этих документах чувствовалась та американская школа буржуазной демократии, которую основательно прошел Сунь Ятсен. Принципы американской буржуазной демократии он пытался приспособить к китайским условиям. Американское происхождение «трех принципов» Сунь Ятсен не скрывал. В своей речи он говорил: «Принципы президента Линкольна вполне совпадают с моими. Он сказал: „правительство народа, избранное народом и для народа" Эти принципы как для европейцев, так и для американцев были вершиной их достижений. Слова, имеющие тот же смысл, можно найти в Китае. Я их перевел: „национализм, демократия и народное благоденствие”»>12>.
Национализм Сунь Ятсен трактовал тогда как слияние пяти национальностей, населяющих Китай (китайцы, маньчжурцы, тибетцы, монголы, мусульманские народы), в единую национальность путем ассимиляции китайцами остальных народностей. В этой части своей программы Сунь Ятсен еще ничего не говорил об освобождении Китая от гнета иностранного империализма. Он считал это само собой разумеющимся, ибо новый Китай, организованный на основе «трех принципов», должен был стать независимой страной, привлекающей иностранный капитал на выгодных для себя условиях.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.