Китайские мемуары. 1921—1927 - [114]

Поэтому левые гоминьдановцы и коммунисты настаивали на консолидации, на укреплении тыла, на социально-экономических реформах, на политической реорганизации армии.

На кулинской конференции было решено приостановить наступление. Однако вслед за этим сразу же зашла речь о реформах, о рабочем и крестьянском вопросе. Именно этого больше всего боялись буржуазия и крупные землевладельцы, представленные на военно-политическом совещании в Кулине. И хотя Чан Кайши выступил с лозунгом «прекращение классовой борьбы в городе и развертывание крестьянского движения в деревне», никакой конкретной программы по аграрному вопросу он не предложил.

Чан Кайши интересовался в первую очередь финансовым вопросом, стремясь сохранить контроль над финансированием отдельных корпусов армии, ибо он понимал: кто дает деньги, тот и держит в руках эту перешедшую на сторону гоминьдана армию.

Поскольку правые гоминьдановцы отнюдь не собирались заняться социальными реформами, они предлагали другой план. Они выступали за продолжение военных действий, за то, чтобы сказать массам: реформы будут после победы, после объединения всего Китая.

Наступать! Но сил для борьбы, для наступления все же не было. Сохранялся лишь старый метод подкупа генералов противника. Армия вступила на родину Чан Кайши — в провинцию Чжэцзян. Подкуп совершался на условии сохранения генералам прежнего положения. Реакционные милитаристы, перейдя на сторону кантонцев, переименовывались в командиров соответствующих корпусов Национально-революционной армии. Таким способом в один месяц была «занята» вся провинция Чжэцзян с ее столицей Ханчжоу, расположенной в нескольких часах езды от Шанхая. Для такой войны требовались не солдаты, не оружие, а только деньги. Они прежде всего и интересовали Чан Кайши.

Он рвался в Шанхай к таможенным доходам, к сделке с иностранным империализмом.

На совещании в Кулине стоял и вопрос о Ван Цзин-вэе. Чан Кайши прикинулся наивным и снова призвал его вернуться. Это считалось чуть ли не самым важным решением совещания, уступкой левым в обмен за отказ от социальных реформ.

В Кулине я беседовал с Чан Кайши о его планах на ближайшее будущее. Он явно нервничал, говоря о резолюции октябрьской конференции гоминьдана, разрешение аграрного вопроса мыслил себе как выкуп земли у крупных землевладельцев. В этой беседе он больше интересовался нашим отношением к нему лично, к его планам, которые были уже довольно ясны. В явно вопросительной форме он сказал мне о своем желании поехать в Москву в качестве профессора Университета имени Сунь Ятсена. Дипломатия была настолько прозрачна, что трудно было удержаться от улыбки. Тем не менее, чтобы дезориентировать левых, сына своего он действительно послал учиться в этот университет.

В разговоре со мной Чан Кайши ругал командиров отдельных корпусов Национально-революционной армии, в которых, по его словам, политическая работа была очень плохо поставлена. Он говорил мне, что командиры не искренни в своих политических суждениях, что они препятствуют политической работе в частях и что, будучи членами гоминьдана, они на самом деле ничего общего с этой партией не имеют. Все это, конечно, соответствовало действительности, но когда об этом говорил Чан Кайши, то всегда следовало догадываться, кого именно он имел в виду.

Не трудно было понять, что речь шла о генерале Тан Шэнчжи, войска которого располагались в Ухане. Там же находилось теперь политическое управление Национально-революционной армии, начальником которого был левый тогда гоминьдановец Дэн Яньда.

Едва мы успели приехать в Ухань, как Чан Кайши через голову Дэн Яньда уволил начальника агитационного отдела политического управления армии. Вскоре эта участь постигла и самого Дэн Яньда, который олицетворял тогда блок левых гоминьдановцев с коммунистами в армии.

Итак, на кулинском совещании было достигнуто соглашение о том, что Ван Цйчнвэй возвращается и что национальное правительство будет находиться в Ухане.

8 декабря 1926 г. совещание в Кулине закончилось, и на следующий день все спустились с гор в Цзюцзян. Чан Кайши был очень внимателен, заботлив, беспокоился о паланкинах для членов правительства и гостей, суетился, был «большим джентльменом» и сел в паланкин последним.

В ночь на 10 декабря состоялся переезд правительства из Цзюцзяна в Ухань. Все были уже на пристани. Вот и пароходик. Ночь. Холодно. Тащат вещи. Члены правительства уже сидят в кают-компании. Приходит Чан Кайши. Он рад, весел, широко улыбается, со всеми чрезвычайно любезен и... протягивает всем руку. Он прощается, он в Ухань не поедет, он остается в Наньчане.

И пароходик, который под утро, понатужившись, тронулся в Учан, оставил на берегу один центр власти в Наньчане и повез в своих каютах другой центр в Ухань. 10 декабря правительство было торжественно встречено стотысячной манифестацией в Учане, и в тот же день началась борьба Наньчана с Уханем.

15 декабря был издан приказ Чан Кайши о запрещении забастовок в Ханькоу, затем последовали приказы о разоружении рабочих. Из Наньчана шел приказ за приказом о различных мероприятиях, направленных лротив рабочего класса и крестьянства. Наньчан стал центром правых гоминьдановцев и контрреволюционеров. Во главе их стоял Чан Кайши.