Китайские мемуары. 1921—1927 - [113]

Не брезговал Чан Кайши и малыми суммами. Министр юстиции Сюй Цянь буквально вопил: «Что это за революция, если по-прежнему грабится народ для личного обогащения генералов!» Как и все китайские милитаристы, Чан Кайши был прежде всего казнокрадом.

Поезд остановился. Мы приехали в Цзюцзян. На вокзальной площади собрались рабочие, главным образом железнодорожники. Импровизированная трибуна и митинг. Выступает Бородин. Гром оваций. Летят вверх шапки. Громкие восторженные крики во время речи. Мы стояли как зачарованные. Таких взрывов революционного энтузиазма мы еще не видели.

Цзюцзян был открытым для иностранной торговли внутренним портом. Река Янцзы здесь доступна для больших морских пароходов. И здесь была небольшая иностранная концессия, которая представляла собой два ряда домов вдоль набережной. Иностранные консульства и представительства заграничных импортно-экспортных фирм разместились на этой крошечной концессии, вокруг которой вырос довольно большой китайский город, где заправляли богатые компрадоры, связанные с иностранным капиталом.

Иностранная концессия была окружена проволочными заграждениями и баррикадами, сложенными из мешков с землей. В порту стояло несколько ан~ глийских, американских и японских канонерок.

На следующий день мы стали подниматься в горы, в которых расположен Кулин. Крутые подъемы тянулись на протяжении десяти километров. Вот мы уже в облаках. С трудом разглядываешь уступы, по которым приходится взбираться. Воздух насыщен влагой, кругом густой туман. Слышен шум водопадов. Через два часа облака остались под нами. Яркое солнце. Тепло и красиво. Вот и Кулин. Иностранцы построили здесь уютные отели, европейские виллы, несколько церквей, госпиталей и школ, открыли отделения шанхайских иностранных фирм. Здесь имелась даже русская концессия с так называемым «русским прудом». Мы застали в городе только охранявших имущество служащих: англичан, американцев, белогвардейцев и китайскую обслугу. Китайцы в качестве земельных собственников сюда прежде не допускались, но в последнее время китайская буржуазия выстроила для себя целый ряд вилл европейского типа.

Кулин издавна был известен как «святое» место. Здесь находится знаменитый буддийский монастырь. Христианские миссионеры все же пробрались сюда, и с тех пор это место стало известно иностранцам. Какой-то англичанин по фамилии Литтл ухитрился когда-то путем взяток скупить почти все горные вершины Кулина за 400 долларов. Купив, он построил здесь сторожку и вывесил английский флаг. Когда китайцы увидели на своих «святых» местах английский флаг, они, возмущенные, разрушили сторожку Литтла. Дальше последовала нота пекинскому правительству по поводу оскорбления английского флага с требованием возмещения убытков и правительственного узаконения договора. В результате за свою грошовую сторожку Литтл получил утвержденный пекинским правительством договор и компенсацию в 4 тыс. долларов. Литтл стал царьком здешних мест. Вырос курорт, а Литтл стал миллионером.

В 1926 г. он был вождем фашистской «Лиги борьбы с III интернационалом» в Китае. За спиной этой организации стоял английский Гонконг-Шанхайский банк. Организация вела активную пропаганду на китайском языке и издавала в Шанхае антисемитский журнальчик на английском языке «Конституционалист», который перепечатывал из московских газет даже открытые письма Коммунистического интернационала молодежи, сопровождая их злобными ругательствами.

Мы пришли в Кулин. Теперь он был пуст. Боясь Национально-революционной армии, большинство иностранцев разбежалось. Некоторые дома и отели были заколочены, в других — оставались не то хозяева, не то их служащие — все иностранцы.

Не успели мы устроиться в одном из небольших отелей, как из окна увидели всех членов правительства, всех ведущих деятелей гоминьдана. Они ходили из дома в дом, что-то расспрашивали. Потом мы узнали, что каждый из них хотел купить себе какую-нибудь виллу.

Тут в горах, вдали от народных масс, от митингов, где не слышно было народных требований, состоялось военно-политическое совещание, на котором обсуждалась программа дальнейших действий.

Прежде всего рассматривался военный вопрос: наступать дальше или приостановить наступление? Революционные элементы в гоминьдане и в Национально-революционной армии считали необходимым приостановить военное наступление в целях консолидации тыла. Разбухшая и разросшаяся до 30 корпусов армия стала политически неблагонадежной. Командный состав состоял из перешедших на сторону Чан Кайши реакционных милитаристов. Задача заключалась в том, чтобы усилить политическую работу в новых корпусах и разоружить отдельные явно контрреволюционные части.

Следовало также учесть, что солдатам уже три месяца не выплачивалось жалованье, началось дезертирство, и наемная неоплаченная армия могла в любое время перейти на сторону противника.

Но основная политическая проблема заключалась в укреплении тыла. Освобожден был ряд провинций; крестьянство, рабочий класс, мелкая буржуазия ждали реформ, направленных на улучшение их положения. Между тем перебежчики-генералы по-прежнему продолжали грабить и притеснять рабочих и крестьян. Опасность заключалась в том, что массы могли отвернуться от армии, одержавшей победу под знаменем единого фронта, но оказавшейся сейчас в значительной степени уже в руках «перекрасившихся» реакционных генералов. При таком положении невозможно было продолжать Северный поход.