Китайская шкатулка - [22]

— Вилка и нож будут завтра, — ответила Мей-лин, глядя на их сплетенные руки — ее маленькую и бледную и его большую и загорелую. — И черный кофе, — добавила она со смущенной улыбкой.

А незнакомец больше не улыбался. Оперевшись на подушки, закрытый до пояса простыней, с обнаженной грудью, он молча изучал молодую китаянку, сидящую на краю его постели.

— Ты спасла мне жизнь, — наконец сказал он. — Почему?

— Мне следовало оставить тебя умирать?

Он перевел взгляд на шкатулку с медикаментами — чёрный лаковый ларец с красно-золотыми драконами. Множество ящичков и отделений хранили мешочки с травами, склянки с жидкостями, пакетики, перевязанные нитками.

— Ты медсестра?

— Мой отец научил меня древнему искусству врачевания, — скромно ответила девушка.

— Это искусство заслуживает всяческого уважения, — заметил ее пациент с усталой улыбкой. — Последнее, что я помню, — как лежу на земле, а бандиты избивают меня, и я знаю, что сейчас умру.

Мей-лин очень серьезно смотрела на него. Когда он захотел взять ее за руку, она не убрала ее.

— Ты так красива… — проговорил американец.

На следующий день Мей-лин и ее служанка принесли бекон и яйца, приготовленные так, как ей объяснил шеф-повар в ресторане гостиницы «Раффлз». Чужеземец был так рад привычному завтраку, что съел все — яичницу, ломтики бекона, резаную коричневую картошку и тост с маслом, — не произнеся ни слова. Когда Мей-лин увидела пустые тарелки, она улыбнулась. Слова были не нужны.

— Сколько времени я провел здесь? — спросил американец, когда Мей-лин помогла ему побриться.

— Три недели.

Он тяжело вздохнул.

— Мне бы очень хотелось рассказать тебе, кто я такой и что делаю в Сингапуре. Но я ничего не помню…

Впрочем, кое-что он все-таки знал. Например, американец был уверен, что живет в городе Сан-Франциско: он помнил названия некоторых улиц и рассказывал Мей-лин о трамваях, продавщицах цветов и о любимом ресторане на Пауэлл-стрит. Но о себе самом — кто он такой, кто составляет его семью, чем он зарабатывает на жизнь — американец так ничего и не вспомнил.

— Память начинает возвращаться ко мне в снах, — пояснил он. — Но, когда я просыпаюсь, сны забываются.

Мей-лин понимала значение сновидений: ведь именно сон привел ее к нему.

— Возможно, если бы я была здесь, когда ты спишь… — начала она.

— Тебе не пристало проводить ночь со мной.

— Я бы просто смотрела на тебя. Когда тебе приснится сон, я тебя разбужу, и ты расскажешь мне, что снилось.

— Дело в том, Мей-лин, что я не смогу спать, если ты будешь здесь…

— Я буду сидеть очень тихо!

— Я не это имел в виду, — негромко проговорил мужчина.

Старая служанка не понимала их разговора и все-таки догадывалась, о чем шла речь. Она читала по их глазам, по интонациям и знала, что катастрофа, которой она так боялась, вот-вот разразится.

Мей-лин выбрала восьмую ночь восьмого месяца, чтобы остаться с американцем, потому что восемь — очень счастливое число, а двойная восьмерка приносит двойное счастье. Впервые девушка вышла из отцовского дома одна, без старой служанки, и растворилась в ночи, пока все спали.

— Я иду для того, чтобы помочь его блуждающей памяти вернуться, — сказала она пожилой женщине.

Но старая служанка знала, зачем ее сяо чжай идет к американцу. Однако ей оставалось только свернуться калачиком на своем тюфяке, натянуть одеяло на голову и замереть от страха, потому что несчастье стояло на пороге.

Когда Мей-лин и американец в первый раз занимались любовью, легкий муссон нежно обнимал Сингапур.

Mей-лин знала, что ее поступок карается смертью: женщине было позволено знать только одного мужчину в жизни — и ее мужа, незамужним же вообще не дозволялось иметь дела с мужчинами. При этом закон и традиция позволяли мужчине иметь столько жен и любовниц, сколько он мог прокормить, следуя поговорке: «У чайника должно быть много чашек»…

Лёжа в объятиях красавца-американца, к которому вернулась сила и мужественность благодаря ее нежной заботе, Мей-лин смотрела, как он спит, любовалась его красивым лицом и благодарила богов за то, что они занесли его в ее жизнь. Она спрашивала себя, много ли значит смертный приговор, когда речь идет о любви?..

Теперь каждую ночь Мей-лин покидала дом, когда все служанки засыпали. Она помогла любимому встать с кровати и пройти несколько шагов. Они медленно ходили по комнате, и Мей-лин поддерживала его, делая своими изуродованными ногами маленькие шажки, причинявшие ей боль. Она рассказывала ему новости, а потом он вынимал шпильки и гребни из ее длинных волос и говорил ей, как сильно любит ее.

В течение дня Мей-лин осторожно наводила справки, не ищет ли кто пропавшего американца, а ночами, лежа рядом с ним, она смотрела, как он мечется во сне, называя имена и произнося слова, непонятные ей. Мей-лин будила его, но он не помнил своих снов. А когда она спросила: «Кто такая Фиона?» — он ответил, что не имеет ни малейшего представления.

— Наверное, мне следует отвести тебя к врачу-англичанину, — сказала она как-то на рассвете, когда лучи солнца уже начали пробиваться сквозь ставни. — Ты слишком долго был без памяти. Твоя семья наверняка беспокоится. Ты должен найти свой дом.