Китайская пейзажная лирика III-XIV вв. - [9]

Журавль одинокий

на ранней заре протрубит,

Крик дикого зверя

раздастся во мраке ночном.

Тяжелые тучи

окутают весь горизонт,

Вечерняя изморось

выпадет мелким дождем.

Не зря по тропинке

я долго кружил и плутал:

Откроется мне

одиночество горных громад.

Уйду вдоль ручья,

что манит и манит без конца,

И в далях бескрайних

забуду дорогу назад.

Хочу полюбить

этот странный неведомый мир,

По красным ступеням

дойти до небесной страны.

Любовью своею

оставил меня государь,

Но горные кручи

мне будут вовеки верны.

ДОСАДА У ЯШМОВЫХ СТУПЕНЕЙ*

Во дворце наступит вечер,

опущу жемчужный полог.

Светляков кружится стая -

притаилась, вновь взлетела.

В эти сумерки над пряжей

буду долго я трудиться,

Оттого лишь, что у мыслей

о любимом нет предела...

ПУТЕШЕСТВУЮЩИЙ ПРИНЦ

Уже луга зазеленели

узорным шелковым нарядом,

Уже садовые деревья

покрылись красными цветами.

О том, что милый не вернулся,

ни слова говорить не надо,

Ведь к возвращению его

увянет все убранство сада.

ПРОВОЖАЮ СОВЕТНИКА ВАН СЭНЖУ

Приближается лето.

Прозрачные дни холодны.

Уходящей весной

городские предместья полны.

И цветы и деревья

с узорною схожи парчой,

И озера и месяц

сияют, как шелк расписной.

Почему нам одним

в эти вешние дни суждено

Говорить о разлуке

и пить на прощанье вино!

Провожают тебя берега,

что травой заросли,

Уходящая лодка твоя

исчезает вдали.

Нет, во мне не иссякла

к далекому другу любовь:

Оттого я в тоске,

что уже не увидимся вновь.

В ОЖИДАНИИ ДРУГА

Речные затоны

душистой травой заросли -

Вот будет подарок

для радостной встречи с тобой!

Смотрю и смотрю

на далекий речной горизонт,

Когда же мы встретимся снова,

мой друг дорогой!

Дорога сюда

хотя и не очень длинна,

Но и горы и реки

преградой встают на пути.

С тех пор как уехал,

минули и месяц и год,

А доброму другу

никак до меня не дойти.

Прозрачные ветры

колышут мой полог ночной,

Луна одиноко

стоит у пустого окна.

Когда же я снова

смогу тебя за руки взять,

Прочесть тебе оду

и выпить с тобою вина?

НА ЗАКАТЕ ЗИМНЕГО ДНЯ СИЖУ БЕЗ ДЕЛА

В бесконечных бумагах

наконец-то просвет наступил,

И я смог, распрямившись,

взглянуть на деревья и луг.

Шелестя лепестками,

заполнили лотосы пруд,

И разросся-разросся

окно затенивший бамбук.

Не залатаны щели -

повсюду течет с потолка.

За закрытыми окнами

тишь в комнатенке моей.

В бирюзовом тумане

холодные горы видны,

Вдалеке открывается взору

равнина полей.

Я почувствовал с грустью:

душа моя рвется домой,

И бескрайние дали

мой снова заполнили взор.

И ветра и морозы

свирепствуют ночью и днем,

Разнотравье степное

теряет душистый убор.

Для чего нам звучанье

дворцовых свирелей и флейт!

В тишине все сильнее

усталость от дальних дорог.

Я сойду незаметно

со старой повозки моей,

Над осенним затоном

сорву хризантемы цветок.

УСТРАИВАЮСЬ В ЖИЛИЩЕ

Мой дом в переулке

скрывает вечерняя тень,

На голую пустошь

выходит дырявый забор.

Вдали чуть виднеются

южной реки берега,

В неясном тумане -

подножие западных гор.

Я двери открою

и ветер осенний вдохну,

Увижу из окон

холодный рассвет вдалеке.

Под ветром

колышутся лотосы в старом пруду.

Дрожат от мороза

бутоны их в южной реке.

В Восточной столице*

я б счета не знал серебру,

Но лучше с восточного поля

ячмень соберу...

ЛЮБУЮСЬ ВИДОМ ТРЕХ ОЗЕР

Над бескрайними водами

в дымке горит закат:

Поднимаюсь на пагоду.

Птицы летят домой.

Предо мной расстилается

ровный степной простор,

И с рекою сливается

быстрый ручей лесной.

Все опутано зеленью

в первые дни весны,

Пожелтевшими травами

осенью лес одет.

На закате мерцающем

ранит меня печаль,

А просторам распахнутым

словно предела нет...

СИЖУ И НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЮ

Леса омыло

грозовой капелью,

Душистой влагой

затопило луг.

Лежу, стихи

слагая от безделья, -

А как больному

скоротать досуг!

Редеет в небе

туча дождевая,

Поникли травы

в сумраке лесном.

Я на циновках

аромат вдыхаю:

Как все вокруг

напоено дождем!

Подсолнечник

в окне передо мною,

Раскрылся лотос

в заводи речной.

Калитку инчуаньскую

закрою*

И в Хуайнани*

обрету покой.

Смеркается.

И ветер все сильнее.

Наутро солнце

скроют облака.

Зачем ты, путник,

ищешь орхидею:

Недолговечна

красота цветка.

ЦЮ ЧИ

НА РАССВЕТЕ ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ПУТЬ С БЕРЕГА РЫБАЦКОЙ ЗАВОДИ

Рыбацкая Заводь

окутана мглою тумана,

Над Красной Беседкою

ветры уже поднялись.

Задумчивый лодочник

песню поет над рекою,

И птичьими криками

вторит ей горная высь.

Мальчишки, заслышав нас,

вмиг выбегают на берег,

А рядом их матери

молча стоят над водой.

Причудливо сгрудились

острые горные камни,

И в небе теряется

гребень вершины крутой.

Леса и леса -

протянулись рядами деревья.

Речные пески

засверкали сквозь водную гладь.

Лианы нависшие

к берегу нас не пускают,

Скалистые отмели

лодке мешают пристать.

Поистине это

обитель отшельников вечных:

Благое прозренье

даруется нам не на миг,

Пусть с детства я не был

даосскому свисту* обучен -

Даосскую мудрость

отныне я сердцем постиг.

ПРЕПОДНОШУ ХЭ СЮНЮ

На вечерней заре

поднимается ветер осенний,

Деревенские лошади

бродят в дорожной пыли.

Одинокая грусть

оплела меня тысячью нитей.

Неужели, мой друг,

вы ко мне с утешеньем пришли!

С обветшавшей стрехи

наземь падают желтые листья,