Кипрей-Полыхань - [12]

— Всю ночь бы вот так, — сказала она.

— Нельзя, — покачал головой Финист. — На землю пора. Если кто узнает о нашем полете, мне несдобровать.

— Ах, Финист! Финист!

— Что?

— Просто Финист. Нет имени лучше твоего.

Они опустились у реки. Он снял с нее крылья.

— А я без них смогу? — спросила Настя Никитична.

— Потом, может быть, — ответил он уклончиво. — Я отнесу крылья.

— Когда я тебя увижу?

— Завтра.

— До завтра, милый.

Финист взлетел и пропал в темноте.

«И все это — один день жизни».

Настя Никитична бежала по тропе к дому и повторяла:

— День жизни! День жизни!

* * *

Утром баба Дуня сказала:

— Кузьмы и Демьяны пришли — на покос пошли.

А тут и постучали в окошко:

— К правлению!

Баба Дуня чаек дохлебала, новую шаль на плечи разметала.

— Ты-то пойдешь? Тебе не обязательно, не колхозница, чай.

— Не колхозница, но ем, пью с вашего стола! Пошли вместе.

Возле правления толпился народ. Вышел председатель на крыльцо.

— Ну вот, товарищи, и по старому стилю — июль. Как говаривали деды: «В июле хоть разденься — легче нет». За работу.

— Баба плясала, да макушка лета настала, — поддакнула Мудреевна.

— Одним словом, сенокос, товарищи! Травы нынче — загляденье. Налегнуть надо всем. Что скажет молодежь?

Товарищ Федорова вскочила на ступеньку крыльца:

— Предлагаю работать ударно, с огоньком. Наш девиз: сегодня косим — завтра стоги мечем. Товарищи, товарищи! — вскинула Федорова правую руку вверх. — Смешки можете оставить при себе, я не хуже вас знаю: сено должно просохнуть. Пора бы, товарищи, осилить язык образов. Предлагаю также организовать пионерскую бригаду: «Даешь стог!» Бригадиром могу быть я или новая учительница товарищ Веточкина.

— Толковое предложение, — согласился председатель. — Ребятишек мы на сенокос обязательно возьмем. Кто постарше, пусть косить учится, меньшие сено будут ворошить, а заодно ягод поедят. Верно, товарищ Веточкина?

— Верно, — сказала Настя Никитична. — Когда на работу?

— Сегодня — нет, а завтра будете нужны.

* * *

Утром росы, в полдень зной. Хорошо сено сохло. Было у Насти Никитичны в бригаде сорок мальчиков и девочек, сорок ее будущих учеников. Все ребята работящие, проворные. А проворнее всех Вася, старый Настин дружок. Дали ему задание — из овражка сено вытащить. Овражек неглубок, тропинка на дно добрая, а сена едва-едва на четыре охапки. Траву скосили, чтоб на следующий год хорошо росла, и была трава эта дающая особую пользу, какую — в Кипрей-Полыхани знали.

Пошла Настя Никитична поглядеть, как Вася управляется, — маленький все-таки. А Вася сидит себе на пеньке, свистульку из орешника мастерит. Смотрит Настя Никитична, из-под горы грабли сами собой охапку травы гребут. На ровное место вытянули, разворошили и скок-поскок в овраг.

Призадумалась Настя Никитична: то ли похвалить мальчишку, то ли пожурить? Вдруг сорока — фырь из лесу, трещит, вдарилась возле Васи и обернулась Софьей Мудреевной.

— Да я тебя в поросенка превращу! — закричала Мудреевна на Васю. — Бездельник! Или заповеди не знаешь: «Крестьянское дело свято». Всякое колдовство против тебя и обернется. Этой травкой больную корову покорми — поправится, молока мало доит — дай пучок и только ведра успевай менять. А теперь она ни на что не годна, разве на подстилку, да и то своей корове я такую травку не постелю.

Выскочили тут из оврага грабли да рукоятью Васю хлоп по мягкому месту! Да еще, еще!

Кинулась Настя Никитична Васю выручать, а картина уже иная. Сорока на ветке сидит, грабли на земле лежат, Вася к ушибленному месту ладошку прикладывает. Увидал учительницу, заторопился.

— Я мигом, Настя Никитична! Тут работы — кукушка трех раз не прокукует.

Сграбил испорченное сено, побежал за добрым.

* * *

Косари свое дело сделали, положили травы, ушли на другие луга.

Сено ребята ворошили после обеда, а до обеда жили привольно. Смородиной дикой лакомились, малиной, грибы собирали. Все лесовички, каждое дерево знают. Насте Никитичне спокойно с ребятами. За Васей вот только глаз да глаз. Гадюку притащил в шалаш, танцевать заставил, колесом ходить. Ребята сами его выпроводили, а он на березах спускаться вздумал. Заберется на молодое дерево, схватится за гибкую вершину — и летит к земле.

Кашеварила Настя Никитична сама. Возьмется Вася варить — кто ж его знает, какую траву ему вздумается в котел сунуть? Вечером с ребятами Настя Никитична у костра сидела, песни пели — «Картошка-тошка-тошка», «С голубого ручейка начинается река», «Орлята учатся летать»… На звезды глядели, о космонавтах говорили, о полетах. Ни слова о чародействе, о нечистой силе. И Настя Никитична опять было засомневалась: уж не сны ли ей про все такое снятся? Бывают же такие ошеломительные сны, годами помнишь.

Пошла поутру Настя Никитична листьев смородины набрать для чая и загляделась на малое озерцо. Ничего на том озере чудесного не было. Кувшинки на солнышко глядят не наглядятся, стрекозы над кувшинками виснут, то ли загадку какую разгадывают, то ли застят. Половина озера в ряби, половина гладкая.

И слышит: шлепает кто-то. Вышел на берег Вася. Поглядел туда-сюда, руки раскинул, подошел к воде, достал что-то из кармана, положил за щеку и пошел в озеро. А вода перед ним расступилась.