Киоск нежности - [10]

Мужчине плакать!? Фи!.. Еще дикарь!

А сам зачем то вынул рыжий локон,

А самого грызет на смерть тоска…

Обсыпал пудрой густо деревянца,

Чтоб был он бел, как тот… тогда… жасмин. –

Ах, если-б стать игрушкой-истуканцем

И урониться в тлеющий камин!..

Улыбальчики-пальчики

Улыбальчики-пальчики – хрупкие длинки.

Милые, любимые, нежные киванчики,

Тихие хрустинки, былинки-шорохлинки…

Зацелованные зацелованчики.

Прозрачней лилий восковые свечанки.

С розовым пламенцем малютан-ноготинок. –

Длиннотелые, узкие стрекозы-речанки,

Паучки-прытики ладуш паутинок.

Пальчики-овальчики, на концах лепестинцы,

Прилипшие выпукло к мраморострункам…

Улыбальчики-пальчики – хрупкие длинны

Тянутки вечные к крохоткам лункам.

В каждам улыбальчике-пальчике – скиния.

В каждом киванчике кованном – небо.

Хрупинки-хрустинки, вы – из инея,

Молиться, молиться, где бы не был!..

Смарагдовые трансы

Навечной Генри.

I.

Ваши губы не алы, простите синьора!.

Ваши губы – сок ландышей белых.

Ваши майские губы – молитвы Тагора

И у вас – предрассветное тело…

Предрассветное тело, синьора, дано вам

Пробужденье которого чую…

– Я люблю вас ласкать в полумраке лиловом

– Я любя вас, в волшебном кочую…

Вы – Инфанта Фиалок, вы знаете это?.

Вы – принцесса смарагдовых трансов..

Я хочу подарить вам аккордобукеты

Удивительно пряных романсов.

Ваши губы облатка душистой ванили

Флаконет с неземными духами…

И всю ночь вы одна, вы одна мне лишь снились,

Протомился я ночь в вашем храме.

И когда встрепенутся румяные зори

В пяльцы неба вплетя огненити, –

Вы тогда, в мой покой, Голубая Синьора,

С пробудившимся телом придите!..

II.

Мне все равно, что будет завтра, или в часы, что будут после,

Мн все равно какие сказки я потеряю чрез тебя, –

Корабль оштормлен. Звонит парусь. И поглотили волны весла

И я махровлю сердца радость, иные радости губя

Мне нет возврата к упоеньям, в которых нет твоих нюансов.

Мир – пусть, и слеп, и обессолнчен, хотя он полон, как всегда, –

Я добровольно подчинился гипнозу злых смарагдотрансов,

И для моей корсарной жизни Ты – путеводная звезда.

О, заведешь ли ты на выси иль в безысходные болота, –

Подаришь бархат поцелуя или мучения скрижаль…

Мне все равно!., благословляю твои смарагдные тенета,

И никаких мостов сожженных ни на минуту мне не жаль.

Я не рощу надежд спокойных… Ты вся – порыв и лет зигзага…

Тебе себе быть верной трудно, так как же верной будешь мне?.

И в сердце сложном так недавно, ты – исключительная сага

И я, далекий краскам жизни, тону в смарагдной глубине…

Ты для меня – дворец ундины, где потаенный рост жемчужин.

Где лапки аленьких кораллов живут еще не отвердев.

Мне для сонат необычайных твой лейтмотив единый нужен,

И вся ты!., вся!., в своих изломах – неумолкающий напев.

Любимый город!.. Башни!.. Двери!.. Дома и улиц вереницы…

Наркозы глаз!.. улыбки бедер! ночей асфальтовых дурман, –

Все стало ложью с появленьем моей единственной царицы,

И после множества рассказов я начал первый свой роман.

Роман мучения и неги… Роман страниц рожденных кровью…

Роман из ландышных ласканий и цикламенно-пряных строк

И через двадцать восемь весен я познакомился с любовью

В саду мечты нежданно вырос ее рубинный лепесток…

Моя смарагдовая роза, тебе – элегии и стансы!..

Тебе безвестные размеры и непропетые слова!..

Безвольно-вольно погружаюсь в твои смарагдовые трансы

Безвольно-вольно отдаются тебе и кровь и голова.

Мне без тебя не светит солнце и не поют рапсодий птицы…

Мне без тебя безгрезно в мире и неуютно в красоте…

О, эти руки – стебли лилий Моей Смарагдовой Царицы –

Вы увлекаете гипнозно к благоухающей черте…

Когда с тобой – каскадит сердце и в нем – разбрызг брильянтных сказок…

Когда с тобой – втекает в душу звеняще-вальсно полный Мир, –

В моих глазах живут милльоны неукротимо-жадных глазок,

Но у безбожника-поэта лишь ты – циклонящий кумир.

Не ожидал, что завершится жизнь тарантельная так узко…

Но жизни прелесть – Неугады и полновластие причуд.

О, гиацинт слоновокости – моя единая подружка

Тебя моноклем вставив в душу, смотрю на мир чрез изумруд.

Твои смарагдовые трансы!.. Я навсегда в их сладкой власти… –

Из роз зелено-хризопрасных тебе я выстроил алтарь. –

И даже, если ты – несчастье, ты все-ж – единственное счастье.

И раб, лежащий пред тобою, я – овладевший миром царь!..

1919. Осень.

Ласковая атака

Новогодье нежного грешника

Давиду Бурлюку – моему другу и взрывателю во Имя Пресветлой Красоты

I.

Я – Пьеро хромой и одноглазый…

Волосы – один хвостатый клок.

Я любуюсь на детей в салазках

Через мой опаловый монокль.

Я люблю, чтоб радужнилась серость,

Чтобы клячи будней мчались вскачь…

Подойдя к измызганной гетере,

Я шепчу внимательно: «Не плачь!

Всунь свой профиль в синий нимб витрины

И святися нежностью греха…

Не вдыхай магнолий кокаина!

Будь – как я – трепещуще тиха».

Я хотел бы видеть нежность всюду…

(Соглашусь на маленький клочок).

Но в опале нежность, и покуда

Заогнюсь единственной свечой.

Разверну мечту на тротуаре

И прочту ее на нежный глас,

Кто же?.. Кто!., со мною станет в паре?..

Столб афишный – мой иконостас.

Никого!.. А сумерки сереют,

Непахучим ладаном кадя…

«Нежности давно свернули шею!» –

Пробурчал какой-то франт, идя.

Провезли салазки дети цугом.

«Дети!., нежность… нежность жду в храм мой!»