Киоск нежности - [12]

Шрифт
Интервал

Написал: «КИОСК НЕЖНОСТИ
В КОТОРОМ НОВОГОДИЛ С СОБАКОЙ
          ПОЭТ.»

31/XII-19.

На улице

Ф. Камышнюку – верному жителю Белой Земли.

Улица плакала скрипкою пискно-протяжно…
Плачь барельефил на склепности многоэтажной,
И катафалчно на шляпе Венеры продажной
Страусогроздья султанились фарсово важно.
Я выходил одинокий за двери притона. –
Слушал романсы ботинок моцартного тона…
И посл оргий мечтал о влюбленьи Платона,
Взором увязнув в разводах небесно-кретона.
Ноздри колол шепелявый наркоз кокаина…
Грезы сманила, заросшая маком, долина,
Сердце пищало, как будто оно – окарина,
«Ах, ну не все ли равно кем быть в сплине?!».
Жизнь… это что? майонез шоколада с горчицей.
Жизнь… Это – Острь. – Прокаженный на ложе с царицей…
Ландыш в навозе… Мулатка и муж светлолицый..
Пьяный пьянил я, неистово, мысли столицей.
Ах, этот город – цыганка с очей поволокой…
Четвертовал он меня затаенно жестокий.
И расколол, как когда то бензойного Блока,
Всхлипы души – на цепочке свершений – брелоки…
Шапка паяца… бубенчики… шаржные мины…
Девушки милые, бросьте в поэта жасмины!..
Я не хочу!. не хочу снегороз кокаина…
Девушки милые, бросьте в поэта жасмины!..

Раскройте душу

Раскройте душу… Не бойтесь!
Нежеланное входит в закрытую дверь.
Воруют у слепых… Успокойтесь
И верьте!..
Зовите женщин, если вы мужчина…
Зовите мужчин если вы Ню,
В жизни много чинов, живите бесчинно!..
Хотите, у дверей ваших душ позвоню?!
Смелы? Звоните сами к поэту
Он поможет вам душу раскрыть…
Прекрасно это –
С раскрытой настежь душой жить!..

Всенеж

Девушкам с голодными глазами стоящим у самой моей эстрады.

И еще хочу возгласить с надеждой
Необходимость Нежности на земле…
Мужчины!.. Назовите Нежность невестой…
Поставьте ее портрет у себя на столе.
Даже, если портрет просто ветка сирени,
Мечтайте с цветком свадьбу сыграть!..
Пусть будет Нежности вечным видением
Сирень во льду баккара.
И, вы Женщины, рожденные из Нежности
Из морской пены, луны и мехов,
Добровольно отдайтесь во власть неизбежности
И замените Нежностью женихов.
Это значит, увидев печально-грустного
На улице, в театре, у ночных витрин
Коснуться лучами улыбки уст его
Показав, что для него вы воткнули эспри.
Это значит, почувствовав совершенно ясно,
Что вы и нищий для солнца – одно,
Подойти к нищему с гвоздикой красной
Из цветка вместе тянуть вино.
Это ведь можно, если в Нежность поверить!
Если на минуту, не смотря на то,
Что в сердце каждого заперты двери,
Распахнуться для нежных ртов…
И с душой на распашку пойти на распашку
Кочковатой почвы земли!..
Ведь солнце снимает ночи рубашку…
Женщины…а вы б могли?!. –
На заре каждый день срывать шемизетки,
Чтоб гореть для всех, обнажась?..
Нет?! Так отчего же вам странно, детки,
Что солнце всемирнее вас?!
Научитесь солниться и вы немного,
Чтобы равными утру быть.
И тогда превратятся ваши ноги
В архангельские две трубы…
И когда вы нагая в оттенках Аи
Развернетесь, для всех, как цветок, –
С человеческих чувств сойдут лишаи,
Их смоет Всенежи поток!

Ектения поэтов

Душа томится…
Раскололась,
И мы расколемся…
Надо молиться…
«С миром Господу помолимся!..»
Помолимся сёрдцём, как фрезии,
Сердцем, как давность снегов.
«Да, Воскреснет Бог Поэзии
И, да расточатся Врази Его!..»
Каждый поэт, большой и малый,
Новую песню куй!
Мы не отсверкали
«Исайя Ликуй!»
И пошел я девушек кликать.
Чтоб несли души росу.
Слышал башенный крик Лантерика,
Дико,
Звавший
С десу…
Но на зов духов не ответил,
И тихо к девушкам шел.
Был звонен, был чист, был светел,
И девушек нашел.
Они припали к гранитам.
Как долго, как долго я звал!..
Молчали хмурые плиты,
И город молчал. –
Я крикнул: «Придите!.. Придите!..
Мы вас ждем у витринных лампад.
Сок души для песен несите…»
И ушел назад.
Я двушек нежных не видел,
Но биение слышал сердец.
Я их Чистых ничем не обидел…
Поверь, о, Святой Отец!..
Души Поэтов томятся,
Томятся по Нежным давно…
Новые песни роятся,
Снятся,
Пурпуря дно.
«Приходите!..» я крикнул в светлицы –
«Не придти на Мессу нельзя..»
И меня увела по столице
Освещенных панелей стезя…
В пути я встречал поэтов,
Говорил: «Я не видел Их,
Но монашек рубашки раздеты,
Готовьте молитвенный стих.»
Идемте скорей на панели
Невесты нас вместе ждут.
Гамены стихирь одели,
Поют…
Пришли. Их нет. – Сверкает
На мхах бриллиантный крест…
Вьюга мелькает,
Тает,
Но не видно Белых Невест.
Электрические лампады,
Не мигая, горят…
И только кокотки обряды
Творят.
Черная муары-ризы –
Строгие ризы греха…
У гетеры и у маркизы
Молитва тиха.
Будем молиться с гетерой,
Чтобы новою жизнь была…
Вместо ладана парфюмерий
Колет
До боли
Игла.
С женственной негой Кельк-Флера
Спорит лукавый Вертиж…
В сердца короткая ссора
И вскоре –
Тишь.
Со мною рядом тонкая.
Тонкая кокотка в манто.
Она – с иконкою звонкою,
На ней палантин из кротов…
Она душистая, мшистая,
Как снежный, нужный звон.
Лицо у нее серебристое,
Мглистое, как небосклон.
Уста ее пылают…
Изнывают…
Тают…
Жгут.
Уста ее уст ожидают,
Гложут,
Тревожат,
Зовут…
Она пришла помолиться;
Ее привел Пьеро,
Чтоб остро
Опьяниться
Блудницей,
И потом плясать болеро…
И еще, еще другие
Идут на свет лампад…
Они и в мехах – нагие
Алмазы их тел блестят.
Из авто вышли подруги…
Длинные лица бледны.
В глазах их – музыка вьюги,
Греховные,
Зовные
Сны.
В их пальцах сложенных вместе
Орхидеи – феи зла…
Эти две: Жених с Невестой

Еще от автора Сергей Яковлевич Алымов
Нанкин-род

Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».