Киоск нежности - [11]

Шрифт
Интервал

Над домами вечер каркнул глухо:
«Долго ты прождешь, Пьеро хромой…»
II.
Еще только вечер, но душа вальсирует,
И сердце в бальном туалете уже…
А что, если новое счастье могилу выроет?!..
Душа, вы напрасно одели соболей горжет!
Ведь мы с вами немножко иные, чем прочие.
Неправда ли, Нежнинка-Душа?…
Мы, действительно, встретим новое этой ночью,
Если к новому подкрадемся на цыпочках, неспеша.
К счастью надо приближаться на цыпочках, – поверьте!..
Не прирученное счастье не легко поймать!
Зимняя улица – к свадьбе зов в конверте,
Только вкруг конверта черная кайма…
III.
Пронес вшубивишйся покупок кучу,
Засорит счастье сор мелочей!
Как хорошо, Душа, что мы радость не мучили
Глупой нудью парадных речей!..
Не надо белой скатерти… хрусталя… кувертов.
Все Это напоминает тризну – не пир.
Сядем у витрины – Пьеро с Пьеретой –
И звякнем в безукоризненность укоризной лир.
Неужели и под новый год необходимы фраки?!.
Накрахмаленные салфетки и вычищенные слова…
Ей богу, бога больше в собаке!
У нее шерсть – пасхальная трава.
Душа!.. Устроим Воскресение Нежности..
Если не во всех, то хоть в нас самих,
Весело выскользнув из лап Неизбежности
В – по новому – мигающей миг.
IV.
Душа радовалась, а потом – продрогла.
Дрожало худенькое тельце… –
Хрупинка!.. Ей в тяжелый рог ли
Новое протрубить осмелиться?!
Даже о Нежности… нежно даже
Не смогла прошептать и то,
Уехала, – и долго в экипаже
Краснело за нее манто…
V.
Я брожу… Упорствую!., волнуюсь!..
Скоро треснет мировой живот
Жизнь земному выбросив иную..
(Сердце знает: Новый Год солжет
      А ждет)…
Сердце – верный друг и не изменит.
Сердце – не душа… Не оторвешь!
Сердце верит: Нежность всех оденет,
Будет жизнь из Принцев и Вельмож…
      (- Ложь?..
      Ну, что ж!)
VI.
Подбегаю ко всякому… «Вы, Нежность купили?».
Ругаются… косятся… молчат.
Что небо – одного бога, все забыли
И забыли, что я – всех брат…
Кульки… цветы… корзинки… свертки…
И из грузной толпы ни один –
Не купил дешевой отвертки,
Чтоб ослабить винтик рутин!..
VII.
Одиннадцать. Появляются дамы.:. Теплый смех…
А на улиц холодно…холодно, как всегда зимой…
Никто нежного грешника не закутает в мех
Ходить ему…ходить по улице седой!
Ходить и подглядывать за счастьем других…
Думая о цветах… о пеннотелой Ню,
Перебирая в грезах, струны ноги
Женщины, уронившей платок, обрызганный Inconnu
VIII.
Пробежала неровная пара…
(Под Новый Год – Полвека и Четверть вместе бегут вперед!).
Роза упала на тротуар
Жадная, как рот.
  Пара скрылась.,
    (Спеша к новому счастью…)
  «Их бег – безкрылен»…
   Роза шепнула с участьем. –
  «Девушка вернется…
   Знаю!..
    Через несколько минут»…
  Сердце бьется…
  Чего я ожидаю?!
  (Шелковая роза, обрызгана Inconnu).
IX.
Те, кого знаю – старые и смешно с ними встречать Новый Год,
А новые откажутся, если предложу Новый Год вместе встретить…
Разве нежная девушка на нужный зов придет?..
Разве нежностью на нежность ответить?!..
Проехали знакомые, обдав снежной пылью..
Крикнули: «что делаете, замаскированный так?…»
Ответил: «произвожу смотр человеческому бессилью
И наношу ему веселый „coup d'etat“»
Поняли… Нет ли… шумели с авто сходя,
Ресторан проглотил их весело…
Девушка приближается… одна… – «Дитя!..
Хотите, чтобы новые чудеса над вами новая жизнь развесила»?…
Шарахнулась… «Пьяный… Как не стыдно приставать под Новый Год»!..
«Глупая!. Когда же – как не теперь – быть нежной и молодой»?!..
Но убежала не внявшая… и небо, раскрыв синий рот,
Плюнуло вслед ей падающей звездой.
X.
Новый Год – бумажный кораблик,
Он – для поэтов, детей и собак…
Люди до старости своей издрябли
Не вымолодить их никак…
Такие уж люди – старые копейки;
Такие уж люди – выщербленные пятаки…
Даже Новый Год не служить им лазейкой!..
Забодали их важные пустяки…
Раз в триста дней и то – не праздник!..
И то – не могут засиренить весну.
То ли дело поэт… Р-раз в дни!..
И дни – настежь… Хотите, скуку полосну?..
Позвоню в звёзды… Звёзды – колокольчики!
Звёзды – бокальчики с шампанским планет!..
Снежные детки – нежные богомольчики
Хотите пригоршню звёздных конфект?..
Поэт – под звездами Новый Год встречаю.
На снежной улице!.. Нежности рад.
Моей нежности никто не отвечает,
Но звёзды – горят.
XI.
Не могут родить красоту и не могут почувствовать!
Ну, чтож!.. Протупеют еще века два.
Никто не хочет Нужному сопутствовать
Не слышит его слова…
И не надо!.. Пойду, на мандоле тренькая,
Петь серенады афишным столбам…
Подымаясь к звёздам звонкой ступенькою,
Шепотом заглушая набат.
Слушайте меня плакаты и афиши!.
Вам журчит песенная труба.
Пусть ее еще собака слышит,
Самая последняя из последних собака!
В ее шерсти: благословения… клоаки… сажа…
Улыбки детей… колокола в тиши..
И эхо грохочущего экипажа,
С алым манто убежавшей души…
Хотел подарить новое к новому году,
Да у людей для нового кишка тонка.
Эх – самое время! – бухнуть в воду
Пол человечества, как слепого щенка!
XII.
Я набрел на пустой киоск
С надписью: «ПРОДАЮТСЯ ГАЗЕТЫ.»
Ну, не изысканнейший ли лоск
Новый Год в киоске встретить!?
Меня в ресторане ждут. –
У женщин дрожит нога…
А я в звездном бреду,
Бреду,
В саду –
В снегах…
По аллее ползла собака.
Я ее подозвал свистя…
«Под Новый Год не надо плакать,
Четвероногое дитя…»
И с царственной небрежностью
Перечеркнув рекламу газет, –

Еще от автора Сергей Яковлевич Алымов
Нанкин-род

Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».