Киоск нежности - [8]

О, ты жила!., я ясно видел это…

Какой экстаз плясал в твоих ноздрях!?.

Твоя душа была тогда раздета,

Преступная монашка Генриэта –

И тот… держал тебя в своих руках!

III.

Ничего… Только шорохи флейтно-вдумчивой страсти.

Только тонкие контуры прихотливо-изящные…

Мы себя не втолкнули в расширенные пасти

Непродуманных пошлостей, остротою звенящие.

Мы сидим на окошке у заснувшего домика

И, дымя папироской, созидаем поэмы, –

Два бродящих эксцентрика, два хохочущих комика…

Два ребенка чудесных непогибшей богемы…

На матрацах убийственных спят убийцы эстеток.

Спят уроды храпящие, заплевавшие радость, –

И луна льет шампанское в рты восторженных деток,

Для кого сумасшествие – еще мудрая сладость.

IV.

Торопливо светало… проходили китайцы,

Виновато-конфузно двери хлопали клуба,

Я ласкал, словно четки, твои длинные пальцы

И читал, как Псалтырь, потускневшие губы…

Небо было измято, как кровать после оргий…

Облака, излохматясь, разорвались нелепо…

А мы двое сидели в предрассветном восторге,

Еще грезили ночью и к заре были слепы.

V.

Ты лежишь и куришь папироску,

Выпуская за кольцом кольцо,

У тебя измятая прическа

И лицо…

За окном слюнявый день бормочет

Свой рассказ…

Я тебя поцеловал в длинь ночи

Только раз –

VI.

Я зову тебя Генри потому что так лучше…

Потому, что ты – мальчик в формах женщины дикой –

Ты – молитва бензоя… Ты – горение пунша…

Ты – монашка Печалка в кабаках Порто Рико…

На душе твоей разных эксцентричностей пятна. –

Ты – Уайльд и мещанство… ты – изыск и нелепость…

Иногда ты ласкаешь задушевно и мятно

Временами пытаешь, но всегда ты – Мазепа.

В твоей близости ближней есть далекая дальность…

На груди у поэта ты – невеста жокея, –

Но твои извращенья освещают банальность,

И в твоих маргаритках расцвела орхидея. –

Ты в лампадное масло льешь неистовый Астрис

Ты в десу погружаешь кипарисные четки…

Твои грезы безгрешны, как осенние астры

Твои грезы порочны, как экстазы кокотки…

Как лесная пейзанка, ты порой суеверна.

Ослепляет, как солнце, твой спокойный анализ…

Ты – рояль стоголосый… Твоя грубость чрезмерна

Твоя нежность бездонна, как мерцанье опала…

Ах, зачем говорю я?!. Ведь тебя не расскажешь!.,

Ведь тебя не раскроешь как жемчужины тайну…

Даже если без створок свою душу покажешь

Если даже покажешь!.. Ты ведь вся снеготайна!..

Ты ведь вся, как восторги искалеченных льдинок

На которых пылинки и в которых алмазы,

И следы от мечтаний, и следы от ботинок,

Непорочное счастье и осколки от вазы…

Ты – трюмо мировое, не видавшее Мира,

Но в котором Вселенной вечно новые лики… –

Ты – проклятье аскета яркороскоши пира

И гетера-вакханка в ярко-алой тунике.

Черемуха на асфальте

I

Я купил тебе черемуху у китайца на панели.

Ты букетик положила на такой же белый стол…

Мы в кафе провинциальном за пирожными сидели,

Мимо ярко продельфинил с офицерами авто…

Раньше, в книжном магазине, мы достали том о Гойе…

Над «Капричос» наклонившись, ты пила несладкий чай –

Ах, какой ты мне казалась бесконечно дорогою!..

«Барельеф… офорт… Одно ведь?» – ты спросила невзначай.

Я был счастлив. Ведь в наивном, детски глупеньком вопросе

Было столько от заката, от черемухи, от снов… –

Что я мог лишь погрузиться в дым каирской папиросы

И прижать уста любовно к белым звездочкам цветов.

Да, душа твоя простая, хоть прическа – стиль Медузы…

Хотя рот твой ярко алый – губка жадная на все,

Хоть ты смотришь с вожделеньем на военные рейтузы,

Но черемухи безгрехье – это истинно твое.

А черемуха лежала, разметавшись шаловливо,

Как ребенок в белом платье на квадратике стола –

И из глаз циклонноспящих, что как в тропиках заливы,

Все грехи твои земные сдула, выпила, смела…

II

Мы сидим и глазами обнимаем друг друга,

Я гляжу на тебя… Ты глядишь на меня…

Мы – закатные блики… Мы – предзорьная фуга.

Мы уже молодые, нашу дряхлость сменя.

Размечтались, как дети: «Вот отправимся в Чили,

Там брюнетные души и агатотела».

Мы фантазную повесть в один миг настрочили…

И сижу я лазурный, и сидишь ты светла.

За столом в гиацинтах – офицеры румыны…

Атакует блондинку щуплый юнкер в пенсне.

Ты в шуршащем тальере, но с душою ундины,

Над черемухой грезишь в экзотическом сне.

«Мы отправимся в Чили, – повторяешь ты тихо

И я буду рыбачкой, и ты будешь рыбак…»

И блестит, как надежда, вызывающе лихо

На ногтях твоих острых пламенеющий лак.

«Бунгало из гранита мы построим в долине,

И постель у нас будет из волнующих трав…

Как мы души расправим прямотой прямолиний!..

Мы отправимся в Чили… зов фантазии прав…»

Я молчу. Мне поэмно… Я в черемухотрансе,

И кафе завертелось карусельчатей сна…

Мы лишь в мае сменяем груз наук на романсы…

Анатомий не знает лишь чилийка-весна!

III

«Белая черемуха…

Купите! Купите!..»

И тонкие нити

Ползут по душе…

И в Мая тенета

Забросил вас кто-то,

Но вам не обидно,

Душа – как саше…

Душисто и пряно,

Душисто и тихо. –

Платочки эмоций,

В черемух саше!..

У океана,

Под снежности Грига

Душистые танцы в душе.

Май. 1918.

Тайфунная сказка

I.

Валы освирепелые

Взметают гривы белые

В далекую лазурь.

И с хохотом,

И грохотом,

С протяжно-медным рокотом

Бушует демон бурь. –

Седое море пенится…

Чуть миг – оно изменится

В сапфир и изумруд. –

И катится стремительно.

В безумьи упоительном,

Плетя узор причуд. –

А ветер льет рыдания,

Сгорая от желания