Киномелодрама. Фильм ужасов - [80]
Приписываемая детям страсть к уничтожению нашла обобщенное выражение в показанном и тоже премированном на этом же фестивале испанском фильме «Дети» (Нарциссо Ибаньес Серрадор). Это история о том, как группа детей захватила небольшой остров и всю свою «деятельность» посвятила изуверскому уничтожению взрослых, которые, по их убеждению, представляют серьезную угрозу окружающей среде. Все плохое идет от взрослых, поэтому, чтобы спасти мир, надо ликвидировать их. Во имя этой цели спасители убивают пап, мам, учителей, всех, кто подходит под определение взрослый.
Пятый фестиваль фантастического фильма представил образцы современного фильма ужасов на футурологические темы. В одной из картин мир погибал от гигантских крыс, пожирающих людей, в другой — причиной мировой катастрофы становились огромные черви, выпивающие кровь из своих жертв.
Недавно возникла мода на еще один тип «страшных фильмов». Один за другим появились картины о катастрофах, о конце света, гибели цивилизации. Есть фильмы о пожарах в небоскребах, о походе против человечества чудовищ, насекомых, птиц, зверей и даже… вещей. Сын Луиса Бунюэля, Хуан Бунюэль, снял фильм «Навстречу веселой смерти», в котором мебель и другие вещи устраивают погром в добропорядочном доме, ранят и убивают людей. Эта картина получила первый приз на ежегодном Международном фестивале фильмов фантастики и ужаса в Испании в 1973 году. (После этого он снял horror «Леонора», главные темы которого — вампиризм, садизм, секс.) На этом же фестивале демонстрировались ленты под красноречивыми названиями: «Вампиры», «Сага о Дракуле», «Возвращение Вальпургии», «Гора волшебниц», «Леди Франкенштейн», «Девушки-каннибалы» и т. д.
«Я пью вашу кровь, пожираю ваше тело, забираю ваши деньги!» — пишет в газете «Нью-Йорк пост» американская журналистка Барбара Треккер о промышленности фильмов ужаса. Деньги, деньги, деньги — прежде всего. Для этого строятся специально оборудованные кинотеатры. Пресса сообщает, что «в Париже открылся кинотеатр «Стикс», демонстрирующий исключительно фильмы ужасов. Персонал кинотеатра одет привидениями и вурдалаками, дверь туалета открывает скелет-автомат. Зрители сидят в креслах, сделанных по образцу электрических стульев, а в буфете на конфетах и бутылках с лимонадом написано: «Яд»[53].
Казалось бы, кинематограф достиг границ в показе насилия, ужаса, порнографии. Но эскалация продолжается.
Общество, объятое страхом, вырождается нравственно и социально. Кинематограф и фиксирует этот процесс и способствует ему.
ФИЛЬМЫ КАТАСТРОФ
Ситуация 70-х годов для большинства капиталистических стран оказалась кризисной. Страх охватил человека, вся жизнь которого оказалась в зависимости от политики, экономики, военных конфликтов. Неустойчивость, непрерывная стрессовость, бездуховность современной жизни сформировали неустойчивое, встревоженное сознание, жаждущее от искусства разрядки или же, наоборот, допинга. Массовая культура активно взялась за выполнение этой миссии. Одним из средств ее влияния на человека оказался страх, а в кинематографе — фильм ужаса.
Фильм ужасов любит паразитировать на других жанрах. Чаще всего он использует детектив и фантастику[54]. У детектива он берет систему наращивания напряжения, загадочность, атмосферу преступления, игру с опасностью. Фантастика привлекает его возможностью пугать зрителя иррациональным злом, апокалиптическими картинами гибели всего живого. Если в детективе зло носит чаще всего камерный характер, то в фантастике, как правило, угроза тотальна, всеобъемлюща.
Прародителями симбиоза фильма ужасов и фантастики были первые экранизации «Франкенштейна», «Доктора Джекиля и мистера Хайда». От них пошла нескончаемая серия искусственных созданий, сеющих страх и разрушение. Возникло множество вариантов истории о чудовищах, порожденных цивилизацией, наукой, вырвавшихся из подчинения человеку. Это были уже не только человекоподобные роботы, но и антропоморфизированные чудовищные звери, насекомые, гады, в слепой ярости уничтожавшие все вокруг. Отличительной чертой этих фильмов был хотя и относительный, но все же гуманизм. Человек к концу выходил победителем, чудовище теряло свою магическую силу и распадалось в прах. Сеанс кинострахов завершался благополучным финалом, и зритель вновь обретал душевное равновесие.
Сегодня картина резко изменилась. Перемены начались с конкретного факта — изобретения ядерного оружия, с конкретной даты — дня бомбардировки американцами Хиросимы. Человек испытал ужас перед реальной, а не выдуманной угрозой. Фантастика померкла перед очевидностью. Особенно болезненно эти социально-психологические процессы проходили в американском обществе 60—70-х годов, что, естественно, нашло отражение в искусстве, а еще больше в массовой культуре этой страны. Сначала появилось множество спекулятивных поделок, рисующих жуткие картины ядерной гибели земли. Авторов этих кичей мало интересовала суть явления, ее социальные, научные, политические корни. Для них угроза возможной атомной войны была лишь свежим и сильным механизмом устрашения, новым средством воздействия на зрителя. Далеко не последнюю роль сыграли эти картины в эскалации психического шока, в усилении всеамериканского психоза. Среди множества картин на эту тему стали появляться и серьезные произведения, целью которых был не шок, а раздумье об ответственности людей, общества перед будущим, протест против «холодной войны» и ее последствий. Но это были исключения. Волна нигилизма заливала экраны, рождая в зрителях пессимистическое безволие, чувство обреченности, а отсюда и вседозволенности. На этой общественной почве выросла субкультура хиппи, в нее уходят корни «сексуальной революции», культа насилия и жестокости. «Всех вас ждет ужасная смерть, конец уже близок, всадники Апокалипсиса несутся во весь опор! Берите от жизни все, что можете! Долой оковы морали! К черту все заповеди! Да здравствуют инстинкты и желания! После нас хоть потоп», — вещали идеологи от политики, философии, искусства, предлагая «полное освобождение личности» перед лицом неминуемой катастрофы.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.