Киномелодрама. Фильм ужасов - [74]
Впоследствии ему пришлось сыграть немало похожих ролей, что не могло не сказаться на психике самого актера. В недавнем фильме «Декада страха» Клода Шаброля он играет патологического неврастеника, наркомана и пьяницу. Вместе с такими первоклассными звездами, как Орсон Уэллс, Марлен Жобер, Мишель Пикколи, он создает чудовищную смесь из фрейдизма, человеческих пороков, безумия и знакомых, давно отработанных кинематографом тем и приемов. Есть здесь и комплекс неполноценности, комплекс Эдипа, мания величия, безумие всех видов, жуткое убийство, шантаж, громы и молнии, кладбище, демоническая любовь, садизм, и, конечно же, стиль «ретро». Герои живут сегодня, но пользуются вещами, одеваются по моде 30-х годов. И если в фильме «Психо» Хичкок демонстрировал молодость и привлекательность тогдашнего Перкинса, то для Шаброля заманчивыми оказались болезненное состояние, физические и психические недомогания актера сегодня. Все становится предметом спекуляции.
Хичкок не создал школы, но породил большое число подражателей. Смешение различных жанровых структур, объединение мелодрамы, детектива и фильма ужасов, виртуозное построение фабульной конструкции — весь арсенал хичкоковских приемов использовали, да и сейчас используют, многие режиссеры. Один из примеров подражания раннему Хичкоку — «Винтовая лестница» Роберта Сиодмака (1945), которая, наравне с его же картиной «Леди-призрак», вошла во многие кинословари как типичный образец жанра.
Хорошо построенная интрига, умелая, ловкая режиссура, отличное знание законов устрашения, выверенность ритмов, деталей, выбор актеров — все гарантировало успех. И успех был долгий и устойчивый.
События фильма происходят в начале века. Тихий полусонный американский городок. Одна гостиница с крохотным кинозалом, где вручную крутит механик смешные приключения знаменитых комиков или душераздирающие мелодрамы. На этот раз идет именно мелодрама. Все на экране заламывают руки, беззвучно кричат, отважный герой спасает из бурного потока несчастную красотку. Условное, наивное, сегодня смешное зрелище. Но сидящие в маленьком зальчике люди искренне переживают, они во власти экранного гипноза. Особенно горячо воспринимает события экрана молоденькая девушка. Камера выделяет ее из толпы, мы видим ее волнение, слезы на глазах.
Одновременно нас вводят в события, происходящие параллельно киносеансу. В той же гостинице, в девятом номере, хромая девушка открывает шкаф, полный платьев. Она берет одно из них и поворачивается спиной к шкафу. Медленно раздвигаются платья, и в образовавшуюся щель мы видим глаз человека, все увеличивающийся зрачок и деформированное изображение девушки. Негромкий крик, шум падающего тела, слышный внизу. Появляются констебль, врач, любопытные. Зрители, только что пережившие экранную драму, становятся свидетелями подлинной драмы. От руки неизвестного преступника погибли уже две девушки. Это третья. Все жертвы имели какой-нибудь физический изъян, последней погибла хромоножка.
В структуре такой картины нет ничего случайного, все выверено и взвешено. Это не был «готический фильм», требовавший определенной эпохи, декорума, психологии, стиля. Почему же авторы картины не перенесли события в Америку 40-х годов, а так старательно имитировали старину? Здесь может быть немало объяснений. Приведем одно из них. Только что кончилась война, и хотя Америка и не испытала на своей земле ее ужасов, война вошла в жизнь американского общества, вздыбила ее, породила немало напряженных конфликтных ситуаций. Кинематограф массовой культуры стремился удовлетворить тягу зрителя к стабильности, устойчивости быта, морали, вернуть его если не к корням, то к тем периодам истории нации, когда «все было просто», когда зло носило не классовый, остросоциальный характер, а было персонифицировано. Общество вроде бы было здоровым, единым, а гармония эта изредка нарушалась действиями маньяков, преступников по призванию. Кинематограф Америки всегда поддерживал этот миф, достаточно сказать, что вестерн возник именно на этой почве.
Эти же мотивы мы найдем и в мюзикле («Оклахома»), эпической драме («Зелена была моя долина»), в большинстве мелодрам и, как видим, в фильме страха.
«Винтовая лестница» возвращала зрителя к привычному историческому мифу, служила своеобразной социальной и психологической компенсацией. Может показаться, что фильм страха не может успокаивать, он, наоборот, будоражит, раздражает нервную систему, нарушает душевное равновесие. Так и не так. В этом убедимся, досмотрев фильм до конца.
Интересна и структура картины. Экран любил и любит демонстрировать сам себя. Фильм в фильме — прием, служащий разным целям. Здесь киносеанс в зале использован для того, чтобы настроить зрителя на определенный лад, поэтому выбрана для этой цели мелодрама, а не комедия. И там и здесь происходит трагедия, так воспринимают ее участники сеанса, они же свидетели убийства. Мы не видим самого преступления, гораздо сильнее оказываются детали: зрачок глаза, руки в перчатках, крик, падение тела. Настораживает и то, как предостерегает констебль девушку, бывшую в кино, как настойчиво он советует ей быть осторожной. Пугает и сообщение о том, что убитая — третья жертва маньяка. Опасность где-то рядом, совсем близко. Очень важно, чтобы зритель подозревал как можно больше людей. Может, убийца один из врачей. Старый, желчный, раздраженный, и молодой, сильный, несколько загадочный поначалу. В городишке два врача, между ними идет борьба за пациентов. Старый в претензии к молодому за то, что тот отбивает у него больных.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.