Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.) - [7]

Исторические концепции, сложившихся в рамках дореволюционной церковной исторической науки, с научной точки зрения, были архаичны, несовершенны, что делало их уязвимыми для критики. Неоправданные и не подкрепленные домыслы и суждения, приписывание церкви тех возможностей, какими она не обладала, плохая критика источников, тенденциозное отношение к историографии и низведение истории до уровня агиографии служили той питательной почвой, которая позволяла вполне успешно отвергать достижения церковной исторической науки в целом.

Первым, кто обратил внимание на недостатки церкви, был М.Н. Покровский. Его критика нашла свое отражение в кратких, но многочисленных статьях, преследовавших цели идеологической и классовой борьбы[36]. Однако даже в кругу советских историков его выводы не нашли полных поддержки и признания[37].

Не менее знаковыми стали работы другого советского исследователя Н.М. Никольского. Основной его труд — «История Русской Церкви», впервые был издан в 1930 г.[38] Высказанные в нем суждения в значительной мере возникли под влиянием идей М.Н. Покровского. Правда, работа Н.М. Никольского не копировала, а развивала идеи основоположника советской исторической науки. Его концепции отличались большей проработанностью деталей, глубиной наблюдений и внимательным отношением к поиску доказательств, призванных оправдать научные выводы и мировоззренческие позиции автора. Между тем в церковной среде работу Н.М. Никольского оценивали иначе. А.В. Карташев назвал ее «грубой безбожнической "агиткой"»[39]. Но как бы ни критиковали данную работу в православной и эмигрантской среде, для советских исследователей она стала своего рода образцом, а предположения автора послужили стимулом к критическому осмыслению истории церкви в целом[40].

Различные стороны «классовой» и «антифеодальной» борьбы XIII–XIV вв. нашли свое отражение и в более поздних работах 80-х гг. Это объяснялось двумя круглыми датами, выпавшими на 80-е годы: празднование 1500-летие Киева (1982 г.) и 1000-летия крещения Руси (1988 г.). На этом фоне происходит рост исследовательского интереса к истории церковных институтов и их роли в политической жизни Древней Руси. Уже в 1985 г. переиздается работа М.Н. Никольского[41]. На эти же годы приходится появление монографий А.С. Хорошева, И.С. Борисова[42] и разнообразных сборников научных статей. Пожалуй, наиболее известный из них — «Русское православие: Вехи истории», редактором которого стал А.И. Клибанов[43]. Общим для всех них было то, что в условия ордынского господства церковь оценивалась ими как безусловная «колоборационистская» сила, нашедшая в ордынской власти поддержку, способную избавить клир от княжеской «опеки» и обеспечить высшей иерархии безбедное существование[44].

Не менее интересна вторая группа исследований. Она представлена комплексом специальных работ по истории Золотой Орды. Высказанные в них идеи и способы разрешения научных задач находились под сильным влиянием концепций, утвердившихся в 30–40-е годы. В условиях милитаризованного сознания они формировали у читателей и у историков устойчивое представление о непрекращающейся борьбе русского народа с «западноевропейскими и немецкими крестоносцами» и «монголо-татарским игом».

Наиболее отчетливо подобные умонастроения присутствуют в исследованиях Б.Д. Грекова (1950)[45]. Правда, присутствовали и более сдержанные оценки происходившего на Руси XIII–XIV вв. Такой взвешенный анализ политической ситуации присутствовал в научных подходах А.Н. Насонова (1940)[46].

Акцентированное внимание на конфликтной стороне русско-ордынских отношений наблюдается и в более поздних работах. Пример этого — второй том Истории СССР (1966 г.)[47] и исследования В.Т. Пашуто (1968)[48]. Названия глав и параграфов указанной книги и трудов В.Т. Пашуто вполне отчетливо демонстрируют устойчивость такого подхода в советской науке.

Важным изменением необходимо считать то, что практически все вышеперечисленные исследователи рассматриваемого периода русского средневековья признавали важную роль церкви в развитии русско-ордынских связей и столкновений. При этом во внимание принимались особая внутриполитическая ситуация на самих древнерусских территориях, а также культурные и политические влияния со стороны монголов и Орды. Впервые все перечисленные факторы были комплексно исследованы в работах А.Н. Насонова[49]. В его уже упоминавшейся выше монографии «Монголы и Русь», изданной в 1940 г., древнерусская церковь обозначалась как активный участник византийско-ордынских отношений, а место митрополита в связях определялось как главенствующее[50].

Аналогичные оценки встречаются и в исследовании Б.Д. Грекова. В соответствующей части своего совместного с А.Ю. Якубовским труда, вышедшего в 1950 г. и посвященного отношениям Золотой Орды и Руси, выдающийся советский историк подчеркивал наличие у церкви широких даннических льгот, дарованных ханами. Именно этим, по мнению Б.Д. Грекова, объясняется оказанная церковью поддержка ордынского господства над Русью. Развитие этих идей можно встреть в исследованиях И.У. Будовниц, рассмотревшего конкретные примеры использования церковью своего привилегированного положения