КГБ в смокинге. Книга 2 - [33]

Тем не менее заноза раздражала, не давала покоя.

Отправив на борт «Камчатки» срочную шифрограмму о прекращении работы с Мальцевой, начальник Первого управления намеревался уже, как и подобает всякому добросовестно потрудившемуся человеку, уехать домой, на Кутузовский, но, включив мимоходом телевизор, попал на только что начавшуюся трансляцию одного из решающих хоккейных матчей в очередной серии советско-канадских встреч и… решил, как говорится, раз в жизни позволить себе небольшую роскошь. К середине первого периода наши забили три шайбы, пропустив всего одну, и неукротимый Фил Эспозито уже показывал красноречивыми жестами судье-американцу, что он с ним сделает в самолете.

В перерыве Воронцов размышлял о предложенной председателем КГБ схеме завершения грубо проваленной голландской истории. Схема выглядела достаточно гибкой и в очередной раз подтверждала неоспоримую привилегию генералов в штатском: сражаясь за себя, за свою политическую карьеру, Андропов как бы автоматически прикрывал и их. Естественно, так было всегда. Даже при хитроумном плейбое и пижоне Шелепине. Даже при узколобом комсомольце Семичастном. Но, заполучив в кресло председателя КГБ такого изощренного стратега и умницу, как Андропов, высшие чины Лубянки поняли наконец истинный смысл выражения «у Христа за пазухой». Поэтому огорчения генерала Воронцова, связанные с предательством Мишина и исчезновением Тополева, носили не личный, а, так сказать, корпоративный характер. Такие проколы, как захват американцами личного помощника председателя КГБ СССР, могли дорого обойтись самому Андропову, чьи политические амбиции отнюдь не были секретом для его ближайшего окружения. Следовательно, опасность угрожала и всем тем, кто при хорошем раскладе мог бы взлететь вместе с ним на вершину власти или — при плохом — остаться без головы.

Воронцов знал, как относится к нему большой шеф. Иначе и быть не могло: председатели КГБ приходили и уходили, кто-то взбирался еще на несколько ступеней вверх, кто-то прозябал в провинции или просто исчезал из виду, а начальники наиболее важных, стратегических управлений Лубянки менялись исключительно редко. И дело не только в том, что магистрам такого ранга трудно найти замену. Лишь единицы среди членов Политбюро — избранные, посвященные, многократно проверенные и выжившие в невидимых закулисных битвах — знали истинный масштаб информированности деятелей калибра Воронцова, применительно к которым само понятие «отставка» воспринималось как нонсенс. Скоропостижная кончина — да. Включение в состав Политбюро в качестве кандидата или даже члена — да. Но только не отставка. Ибо существует непреложное правило для любой государственно-политической системы, какой бы авторитарной или демократичной она ни была: по-настоящему информированный человек может уйти только в небытие…

С десяти вечера Андропов, уехавший на дачу, не давал о себе знать. Воронцова это не удивляло: тревожащая нештатная ситуация была практически урегулирована. Андроповская схема, согласно которой майор Матвей Тополев объявлялся предателем, перекинувшимся в ЦРУ с целью опорочить славные советские органы, автоматически снимала ответственность за этот грубый прокол с чинов Лубянки и как бы перепасовывала его на половину больших политиков и профессиональных дипломатов. Показания Мишина также не имели теперь принципиального значения, ибо офицер разведки, не выполнивший приказ своего начальства и пустившийся в бега, — вне закона в любой стране. Даже в той, с которой, вполне возможно, уже сегодня сотрудничает этот подонок. Единственная загвоздка заключалась в устранении столичной журналистки, так внезапно, а главное, несвоевременно ставшей свидетельницей ряда весьма неприятных для Андропова и его службы эпизодов…

Автоматически зафиксировав, что он впервые за этот бесконечный вечер определил для себя устранение Мальцевой как «загвоздку», Воронцов нахмурился. Коль скоро он уже все равно задержался на Лубянке, не мешало бы увидеть своими глазами сообщение из Гдыни о том, что приказ, закодированный в отосланной шифрограмме, благополучно и без лишних свидетелей исполнен.

Второй период прошел в вязкой, взаимоизнуряющей игре, а к концу третьего канадцы рассвирепели и счет стал равным: пять-пять. Чем закончился матч, Юлий Андреевич так и не узнал, потому что в дверь кабинета неожиданно постучали.

Полковник Васильев, начальник шифровальной службы Управления внешней разведки, вошел и застыл у высокой резной двери.

— Ну?! — нетерпеливо мотнул головой Воронцов. — Из Гдыни?

— Так точно, товарищ генерал! — отрапортовал Васильев. Не дожидаясь новых приглашений, он подошел к столу Воронцова и положил перед ним перфорированный лист шифрограммы с припечатанной внизу дешифровкой.

Охватив суть информации буквально одним взглядом, Воронцов молча кивнул, отпуская Васильева. Как только за ним закрылась дверь, генерал схватил трубку внутренней связи, набрал три цифры и коротко бросил:

— За Щербой послать. Немедленно!

Через пятьдесят пять минут у длинного полированного стола, за которым Воронцов проводил совещания отделов, сидел относительно молодой человек атлетического сложения, в строгом черном костюме и при галстуке.