Кецаль и голубь. Поэзия науа, майя, кечуа - [25]

дай мне свободу.

ТУЙЯ [169]

*Перевод с немецкого К. Бальмонта

На поле царевны,

      о, туйя,

есть строгости гневны,

      о, туйя,

маиса златого,

      о, туйя,

блюдут там сурово,

      о, туйя,

колосья зернисты,

      о, туйя,

и зерна душисты,

      о, туйя.

Но есть там приманка,

      о, туйя.

Маис утоляет,

      о, туйя,

но клей прилепляет,

     о, туйя,

тебя изловлю я,

     о, туйя.

Чтоб быть не мятежным,

     о, туйя,

поймавши, быть нежным,

     о, туйя.

Вон ястреб убитый,

     о, туйя,

он к ветке прибитый,

     о, туйя.

Где перья, зеницы,

     о, туйя,

где сердце той птицы,

     о, туйя?

Он был четвертован,

     о, туйя,

был здесь околдован,

     о, туйя,

близ этого поля,

     о, туйя,

для всех эта доля.

ДВЕ ПТИЧКИ [170]

*Перевод с немецкого К. Бальмонта

Вот две птички, дружны, нежны.

Отчего же так печальны?

Оттого, что дали снежны,

ветки мерзлы и хрустальны.

Так на ветке обнаженной

неуютно, холодно´ им.

Он сказал тогда, влюбленный:

«Есть же области со зноем!

Полечу и отыщу я,

подожди меня, подруга».

День и ночь ждала, тоскуя.

Ночь и день. Лишь воет вьюга.

И подруга начинает песню ласки и печали:

«Где ты? Кто об этом знает?

Может, реки? Может, дали?

Реки льдяные безмолвны,

дали скрыты мглою вьюжной.

Где твой голос, неги полный?

Где твой зов — напев жемчужный?»

Сорвалась, тоскует, ищет.

На шипы летит, не видя,

а свирепый ветер свищет

и рычит в глухой обиде.

«Где ты? Сердце ужаснулось!» —

птичка тщетно вопрошает.

Вот споткнулась, пошатнулась,

вот упала, умирает.

АРАУИ [171]

*Перевод с кечуа Ю. Зубрицкого

Ушла голубка, ушла родная.

Голубка, где ты?

Тебя зову я, не уставая,

но нет ответа.

Звезда — моей неверной имя.

На небе нашем

ее не спутаешь с другими:

она всех краше!

Луна и солнце друг с другом спорят,

хотят светила

сиять в горящем веселом взоре

голубки милой!

Найти слова для взоров милой

не в силах разум!

Как будто утром взошли над миром

два солнца разом!

Ресницы милой разят, как стрелы,

в них — яд, в них — чары.

Чье сердце встать бы не захотело

под их удары?

А щеки милой на белом лике

горят, играют…

Так в снежном поле цветы гвоздики

вдруг расцветают.

Не зубы — жемчуг во рту искрится,

с ее дыханьем,

с ее улыбкой вокруг клубится

благоуханье.

Когда, раскрывшись, бутоны хлопка,

как снег, сияют,

то груди милой они лишь робко

напоминают.

У милой пальцы как сталактиты.

В одно мгновенье

почуешь пламя в своей груди ты

от их движенья.

АРАУИ

Перевод с испанского М. Самаева

Солнце мое, занялись уже пламенем

кудри твои, золотые и пышные,

стебли маиса окутаны маревом.

Быстро пожухли листочки зеленые,

жизнь их торопишь ты жарким дыханием,

ты выжимаешь их соки последние.

В стрелы дождя обрати стрелы пламени.

Створы очей приоткрой, о великое

солнце, источник света живительный.

АРАУИ

Перевод с испанского М. Самаева

Видно, под тяжкими тучами

в дождь меня мать зачала.

Вот и скитаюсь, как туча,

слезы, как дождь, проливаю.

«В люльке беды ты родился»,

с мукой мне мать говорила

и, пеленая, рыдала,

как в половодье река.

В мире еще не встречались

люди, меня несчастливей.

Вот и живу, проклиная

ночь, когда я появился.

ГОЛУБКА, ПОМНИ…

Перевод с испанского М. Самаева

Голубка, помни,

как были вместе,

не забывай,

как мы любили.

Один я нынче

и предан муке,

связали крылья —

не улечу я.

Друзья, на помощь

ко мне придите

и развяжите

тугие путы.

А не спасете —

посострадайте,

мою беду

оплачем вместе.

Пойду искать я

свою погибель

и, может, встречусь

с другой любовью.

Другой любимой

познаю ласки,

она полюбит

во мне супруга.

Ну, а не встречусь

с другой любовью —

пойду скитаться,

пока не сгину.

КАШУА [172]

Перевод с испанского М. Самаева

Близок час, когда нашего Инку потешим.

Будем с ним танцевать в новолунье

и сладчайшую песню затянем.

Близок час, когда мы вместе с Инкой

       потанцуем.

Ну, а ты, моя туйя, моя золотая голубка,

ты не бойся поры новолунья.

На цветущем лугу мы сойдемся —

пусть на нашу игру поглядят

      золотистые звезды.

УАНКА [173]

Перевод с испанского М. Самаева

Был ты жизни путем, нежной дерева был

тенью,

водопада струею ты был для меня

чистой.

Не в твоих ли ветвях мое сердце гнездо

свило,

не в твоей ли тени расцветала моя

радость?

Как же так, что ушел ты, меня здесь одну

кинув,

и уже на меня своего ты не бросишь

взгляда?

По какой же тропе ты ушел, меня здесь

кинув?

Для меня не раскроются больше твои

губы?

У какого же дерева мне попросить

тени?

И какой водопад мне подарит свою

песню?

Как посмел ты уйти и меня здесь одну

кинуть?

Для меня мир — пустыня, когда тебя нет

рядом.

ВЕЛИКИЙ ИНКА АТАУАЛЬПА [174]

Перевод с испанского М. Самаева

Черная ты отчего,

радуга в небе?

Мести стрелой поджидает она

недругов Куско.

Грохот повсюду градин зловещих

слышен.

Ты ее каждый предчувствуешь миг,

сердце,

даже во сне настигающую меня,

даже в беспамятстве ночи,

синюю муху, вестницу смерти;[175]

вечная мука.

Солнце становится желтым, таинственное

меркнет;

труп Атауальпы и имя оно облачает

в саван;

время в одно миганье сжимается смертью

Инки.

Шею владыки сдавил его враг

лютый;

крови река, разделяясь на два рукава,

льется.

С хрустом неистовую тоску закусили его

зубы;

стали свинцом те, что солнцами были

очи.

Холод объял великое сердце

Атауальпы,

в плаче людей с Четырех Пределов[176] оно

тонет.

С неба спустились, черным-черны,

тучи;

съежилась вся Мать-Луна, заболев

с горя.

Все поукрылось, попряталось все