Кецаль и голубь. Поэзия науа, майя, кечуа - [13]

Край несметных злаков,

спрятан Тамоанчан под цветущим древом.[46]

Древо простирает корни, раскрывает

     лепестки соцветий.

Вы оттуда, птицы в черных, золотистых,

      синих и зеленых перьях

и кецаль зеленый, нами чтимый.

Вы же, гуакамайи, огненные птицы,

порожденья солнца,

из Ноноуалько,[47] из страны прибрежной.

Солнечного птица ждет восхода

в доме водяного моха,

хохолок цветет синим и зеленым.

Будешь ты разбужен рыжей гуакамайей

и зелено-синеперою певуньей,

      птицею рассвета.

Страх наводит пенье гуакамайи,

той, что ночью сон твой охраняла

вместе с черной и зеленой птицей

и с зелено-синеперою певуньей,

      птицею рассвета.

Тамоанчан, край цветов раскрытых,

вместе с ними ты вождей прислал нам,

Мотекусомацин[48] и Тотокиуацин —

      оба вы оттуда,

и во двор цветов пришли вы оба,

над собою песню воздымая.

О, как зацветали от прикосновений

      ваши барабаны,

о, как зацветали в ваших пальцах бубны!

Вы во двор цветов явились оба,

над собою песню воздымая.

Что поведать песней хочешь, гуакамайя,

     солнечная птица?

То звенит бубенчик. Ли-ли, ли-ли!

     Звуки медом напитались.

Возликуйте: сердце в песне разорвалось,

     и расцвел цветок.

Это над цветами бабочка порхает,

вьется и кружится, всасывает мед.

Возликуйте: сердце в песне разорвалось,

     и расцвел цветок.

* * *

Перевод Ю. Петрова

Яркость цветов, песнопения празднеств

он источает — слушайте, люди!

Дом его пышный во мхах воздвигнут,

дом его бабочками наполнен,

света полна его песнь.

Ярок цветок на сияющем троне,

песнь его сеет цветы. Блаженство!

Флейты цветущие ждут его в доме,

труб ликованье и песнопенье,

счастье в доме живет,

В доме, увенчанном ахрой цветущей[49]

и водяными цветами одетом,

ты, жизнедатель, на ложе мягком

из вечиоцветущего мха!

Пахнет маисом красный цветок твой,

в Мехико, здесь, раскрывает он венчик,

бабочки мед золотой впивают,

пьют его птицы, схожи с орлами,

дом твой в цветах водяных из яшмы,

как золото солнца, из ахры яркой,

в Ана´уаке[50] ты вождь.

Кружат цветы и звенят колокольцы —

это твой барабан, повелитель.

Красный цветок ты из огненных перьев,

в Мехико, здесь, раскрывающий венчик,

миру даешь ты благоуханье,

им наслаждаются люди мира.

Яркий упал изумруд на землю —

цветок родился — родилась твоя песня!

Если в Мехико будешь петь ты —

солнцу над ним сиять.

ПЕСНЬ БОГУ ВОЙНЫ

Перевод М. Самаева

Вот он лежит, изумрудами весь опоясан,

он светозарен, как дивные перья кецаля,

Мехико-город.

Быстро ладьи проплывают

во все направленья,

воины в них и вожди.

Цветущий туман навис над людьми —

это твой дом, жизнедатель,

ты в нем владычишь и правишь,

песню твою грознозвукую слышит Анауак.

Белый тростник вместе с ивою белой одели

Мехико-город,

Ты проплываешь над ним,

точно синяя цапля,

крылья простерши.

Слуги твои, покорившие многие земли, —

славы твоей украшенье.

………………………

Кто послужить жнзнедателю сможет?

Небо и землю держащему богу?

Плещется пламя его повеленья.

В небе зарю зажигает воителя голос.

Вот он, твой город, о Мотекусома,

Аколуакан же твой — Несауальпилли.[51]

Вот опахала несут из кецалевых перьев,

вот на ладьях проплывают, вздыхая,

полны печали.

Теночтитлан каково им покинуть?

Что им предскажет тот-кто-над-нами?

ПЕСНЯ-ТАНЕЦ [52]

Перевод М. Самаева

Дрожит земля: то песню заводят мексиканцы.

Ее заслышав, пляшут орлы и ягуары.

Приди к нам, уэшоцинка, и на лугу орлов

увидишь мексиканцев, неистово кричащих.

Там, на помосте стонов,

уже приносят жертвы у самого подножья

горы орлов, укрытой щитом густых туманов.

Под гром гремушек, скрыты

       щитами, как туманом,

своих врагов заклятых

       повергнут чичимеки-мексиканцы.[53]

Под гром гремушек, в шлеме

      с кецалевым пером,

орлы и ягуары из-за щитов врага

разят горящим взглядом,

глаза их смертоносны.

А ну, скрести со мною свой взгляд:

       я мексиканец

и в дом, щитами скрытый,

       с упорством поднимаюсь.

Один я? Неужели здесь никого из наших?

Скажи, куда ты, воин?

       Что о себе расскажешь?

Ах, я рожден на пашне войны: я мексиканец.

В Аколуакане вспыхнул огонь войны

       священный,

вино богов великих запенилось, и битва

       сплелась,

и побежало пламя по берегам пожаром.

Я птица вод цветущих, я праздничная птица

       в цветущем оперенье,

я поднимаю песню на небеса, я сердцем

      в Анауаке живу.

Я окуну цветы в поток, багрящийся кровью,

я одарю и опьяню цветами знатнейших.

Страдаю я, в груди певца сжимается сердце.

На берегу я Девяти Потоков,[54] о братья.

Пришел я воина в земле украсить цветами.

Я в ожерелье из цветных округлых каменьев,

 его надел я на себя, его заслужил я:

да воссияет жизнь певца такою же славой.

Я на земле цветущей отмечен и славен.

Лишь петь умею я, творец сверкающих песен.

Я исторгаю из груди лишь звуки печали.

Я песнями навеки пьян,

я на земле моих отцов отмечен и славен.

До нас дожили в письменах

      творенья тольтеков.

И я певец, и песнь моя пребудет вовеки.

Моими песнями меня помянете, слуги.

А мне, мне суждено уйти,

в долине желтых перьев лечь навеки.

О, горько матери мои меня оплачут.

Вот осыпается зерно маиса: жалок

      початок голый.

Таким же буду я: костей цветущей горстью,

на побережье желтых вод лежащей.

Не будет у меня рабов и слуг,

      украшенных пером кецаля.

Мне суждено уйти и там,