Казнить смертью и сжечь - [4]

Тринадцатилетним недорослем Александр был ╚написан╩ в Морскую Академию, о чем походатайствовал его шурин, муж сводной сестры Матрены, контр-адмирал Иван Синявин. Главное внимание уделялось в Академии знаниям математики, фортификации, навигации, геометрии, геодезии и прочих предметов, ╚до рисования и такелажа касающихся╩. Студенты должны были искуситься и в политесе ≈ ╚друг к другу иметь всевозможное почтение и друг друга называть моим господином╩. Однако с ╚господ╩ здесь драли три шкуры, как с последних салажат: во время занятий у дверей класса стоял здоровенный дядька с хлыстом в руке и того, кто урок не зазубрил, порол нещадно и непочтительно. Впрочем, успехов в учебных предметах Возницын не выказывал, ибо не лежала душа его к Нептунову ремеслу. Он получил тогда прозвание ╚неслух╩, поскольку лекции слушал вполуха, зато слыл завзятым книгочеем и домоседом. Круг чтения Александра не вполне ясен, но есть сведения, что книги он заимствовал из богатейшей библиотеки профессора математики, энциклопедически образованного Андрея Фарварсона, с коим, несмотря на разницу в возрасте и положении, его связывали приятельские отношения. Не исключено, что Возницын и последователь англиканства Фарварсон обсуждали вопросы религии и веры, всегда волновавшие Александра.

В отличие от отца и дяди, государственным человеком Александр Возницын не был. Он знал наверняка, что судьбой ему определено иное предназначение, и службу воспринимал как несносное бремя, а подчас и откровенно ею манкировал. После окончания Морской Академии он в 1717 году был определен во флот гардемарином, а в 1722 году был произведен в мичманы и принял участие в Низовом походе. В 1728 году, при императоре Петре II, он служил в Кавалергардском корпусе, куда был принят за благородное происхождение, стать и высокий рост, но при этом не только рвения не проявлял, но и к своим прямым обязанностям относился с прохладцей. Не леность тому причиной ≈ просто другой закваски был этот человек, мыслями парил высоко. И пожелал всецело отдаться тому, что возвышало его душу, не пренебрегая для сей цели ничем и проявляя порой изрядную долю возницынской хитрости и упрямства.

В начале царствования Анны Иоанновны, наступил, казалось, звездный час его карьеры: заслуженный вице-адмирал Наум Синявин добился назначения своего свойственника вторым капитаном пакетбота ╚Наталия╩. Но, управляя судном, Александр тут же посадил его на мель, демонстрируя тем самым полную свою несостоятельность. Похоже, он сделал это нарочно, чтобы освободиться от тяготившей его службы (ведь трудно все-таки предположить, что учеба в Академии не дала ему ровным счетом ничего). И в 1733 году по Высочайшему указу он был исключен из флота ╚за незнанием действительно морского искусства╩. Капитан-поручик был направлен в распоряжение Военной коллегии для определения дальнейшей судьбы.

Последующее поведение Возницына говорит о том, что тот не желал служить решительно нигде, для чего сказался больным. В декабре 1733 года он подает прошение об отставке, ссылаясь на то, будто бы у него ╚кровь повредилась, так что всякие опасные у него в руках и ногах сделались и на левой руке и затем тремя пальцами владеть не может╩, а потому ╚к воинской службе не способен╩. И Коллегия отпустила Александра Артемьевича домой на год для поправки здоровья. Но 30 апреля 1735 года Возницын подал новое заявление, ╚что от болезней не токмо свободы не получил, но и больше прежнего оные умножились╩. Освидетельствовавший его майор объявил, что новоявленный недужный ╚в доме своем сидел в постели, в лице бледен┘ сказывал, что у него имеется болезнь ипохондрия и в речах имеет запность и признавается, что в нем есть меланхолия; при том же осмотре служители его объявили, что он временем бывает в беспамятстве и непорядочно бегает и дерется╩. В другой раз направленный к нему для инспекции солдат Степан Каширин ╚сказкою показал, лежит, де он, Возницын, в доме своем в людской избе, на печи, обут в лапти и поднимал ноги вверх╩. Последовали еще множество врачебных комиссий, после которых было принято решение: ╚за несовершенном в уме состоянии в воинскую службу употреблять его не можно╩. И по окончательному решению Правительствующего Сената от 2 октября 1735 года Возницын был ╚от дел отставлен и отпущен в дом во все╩.

Так сбылась его мечта: Александр освободился от тяготивших его должностных забот. Он был довольно зажиточным помещиком: от покойных отца, матери Мавры Львовны и брата Ивана получил имения в Белявском, Вологодском, Дмитровском, Кашинском, Московском и Рузском уездах с 370 четями пашни и 962 душами крестьян. Казалось бы, живи себе на покое, наслаждайся деревенской жизнью! Возницын, однако, заниматься хозяйством не пожелал. И не возражал вовсе, когда Матрена Синявина, сославшись на безумие сводного брата ╚по силе указа 1723 года, до освидетельствования дураков касающегося╩ взяла под опеку все его недвижимое имущество, исключая только села Непейцило Коломенского уезда с 30 крепостными душами, полученного им в приданое после женитьбы. Этим Александр вызвал острое негодование законной супруги Елены Ивановны (урожденной Дашковой), с которой они и без того жили в постоянной и обоюдной вражде. Еще в 1733 году Александр вознамерился развестись с постылой женой, о чем подал прошение по форме и ждал решение Духовной дикастерии на сей счет. ═