Каждый отвечает за всех - [13]

Шрифт
Интервал

– Не торопитесь, коллега, – зарокотал он густым своим басом. – Мы еще повоюем, мы сразу не сдадимся.

Он мыл руки и командовал Игорю Петровичу из своего угла:

– Сделать линейные разрезы, установить дренажи. Влажная? Ну что ж, будем делать сухой.

В раковине журчала вода, Демин слушал ее прохладный плеск и облизывал жестяные губы: его мучила жажда.

Когда сестра увела больного в палату, Страшнов сказал, отвечая на вопросительный взгляд своего помощника:

– Знаю, Игорь Петрович, знаю. Но сутки-двое еще продержимся, поверьте моему опыту. И переводить в отдельную палату не надо.

– Но там же безнадежный Сергей и этот... Ганечка, сами понимаете...

– А что делать? Руку, может, и не спасем, но людей... людей надо как-то поднять.

– Ну, это область воспитания.

– Да? А я все-таки думаю, что область лечения. Люди борются за жизнь, а мы агитацию примером, нормы морали...

– Что делать, рискнем. – Страшнов улыбнулся. – Ведь медицина наука не точная, кибернетика тоже помочь нам пока не в состоянии. Рискнем. Не забыли, что вам дежурить? Идите отдыхайте, работы, вероятно, будет много.

Он проводил Игоря Петровича, зашел в свой кабинет и долго стоял у окна, глядел на густую зелень больничного парка и курил в форточку.

В отделении не хватало одного хирурга, операционная сестра Анна Сергеевна просится на пенсию, жена с диссертацией все никак не развяжется, а ему надоела столовая. Быть бы в самом деле вот такой отлаженной машиной, какие видятся Игорю Петровичу, и не курил бы сейчас здесь, – исправная машина не станет работать на самоуничтожение, – не растирал бы рукой грудь возле сердца, не думал о разных Ганечках и Сергеях. Сколько их перебывало за годы его работы, сколько еще будет...

Брось, не оглупляй парня, Игорь Петрович вовсе не считает тебя такой машиной и понимает всю степень твоей сложности. Человеческий организм состоит из более чем трехсот миллиардов клеток, каждая клетка – из миллиардов молекул, прибавь сюда их бесчисленные связи, их функции и представь себе... Нет, такую машину даже представить нельзя. А ты еще забыл, что эта машина постоянно накапливает информацию, сносится с себе подобными машинами и со всем миром... Нет, невозможно. И электростанция, где все поставлено под контроль, не годится здесь для примера. Она построена человеческими руками, к тому же контроль там относителен, как в медицине: ведь до сих пор мы не знаем природы электричества, не знаем, что это такое, хотя используем его довольно успешно. Да, но вот ученые начинают ориентироваться в первооснове организма – клетке, раскрыт генетический код, доказана связь между этим кодом и синтезом белковых веществ в клетке... Ну, а дальше? Дальше... составить из трехсот миллиардов клеток различные структуры органов и тканей, и получится действующая система, которая будет заведовать травматологическим отделением, переживать за своих пациентов и курить у открытой форточки, досадуя (на старости лет постыдился бы), что вот у мальчика Игоря Петровича есть определенный взгляд на свою работу, и мальчик этот, между прочим, тоже кандидат наук, но вот он заявляет, что медицину пока нельзя назвать точной наукой, потому что здесь нельзя считать, нельзя пользоваться количественными закономерностями. То есть можно, но их мало, количественных показателей, качественными отношениями больше оперируем. И ты возражаешь ему, что человека, видите ли, опасно считать винтиком, это может привести к страшным последствиям. Правильно, справедливо, но ведь Игорь Петрович считает человека не винтиком, а самой сложном в мире машиной, которую надо знать, прежде чем ее регулировать. Ну, а ты чему уподобишь человека? Ах, ничему, у тебя человек – венец творения, сложнее и выше ничего нет! Седой ты черт, но ведь именно отсюда ты и придешь не к науке, а к богу, либо к сверхчеловеку, наделенному непознаваемыми качествами, особой волей, даром предвидения, предчувствий и еще многим, чему будут кланяться невежественные в этом отношении люди, стоящие ниже такого человека, и ты будешь кланяться вместе с ними. Разве такого не было?

Стоп, ты куда-то не туда поехал – грубая социология. И вообще, брось-ка философствовать, ты же практик, подумай лучше, не отделить ли Демина, как советует Игорь Петрович. Ведь есть свободная палата, Демину своей беды хватает, чтобы терзаться еще и несчастьями других. Возможно, и «негативная эмоциональная доминанта» исчезнет, потухнет постепенно – притерпится человек, смирится, и она потухнет. А если нет? Он мечтал о высоких скоростях, о покорении вселенной, он одержим своей мечтой, и вот на грани ее осуществления такое... Да, но на миру и смерть красна, говорят, и отнюдь не напрасно говорят. Впрочем, кибернетики, возможно, и не согласятся, точных данных тут нет, одни эмоции, которые Игорь Петрович называет помехами – вот как в радиоприемнике, когда ты настраиваешься на нужную волну, а тут мешают другие, ненужные тебе, и в атмосфере что-то происходит: грозы, северные сияния, магнитные бури...

Нет, ты не огрубляй, он говорил не в таком контексте. И Винер говорит о сходстве человека с машиной только в обмене информацией и в управлении, тождества он не допускает. Впрочем, и о различиях говорит мало, а в этом все дело.


Еще от автора Анатолий Николаевич Жуков
Судить Адама!

Странный роман… То районное население от последнего пенсионера до первого секретаря влечет по сельским дорогам безразмерную рыбу, привлекая газеты и телевидение, московских ихтиологов и художников, чтобы восславить это возросшее на экологических увечьях волжского бассейна чудовище. То молодой, только что избранный начальник пищекомбината, замотавшись от обилия проблем, съест незаметно для себя казенную печать, так что теперь уж ни справки выписать, ни денег рабочим выдать. То товарищеский суд судит кота, таскающего цыплят, выявляя по ходу дела много разных разностей как комического, так и не очень веселого свойства, и вынося такое количество частных определений, что опять в общую орбиту оказываются втянуты и тот же последний пенсионер, и тот же первый секретарь.Жуков писал веселый роман, а написал вполне грустную историю, уездную летопись беспечального районного села, а к концу романа уже поселка городского типа, раскинувшегося в пол-России, где свои «гущееды» и «ряпушники» продолжают через запятую традицию неунывающих глуповцев из бессмертной истории Салтыкова-Щедрина.


Голова в облаках

Новую книгу составили повести, которые, продолжая и дополняя друг друга, стали своеобразными частями оригинального романа, смело соединившего в себе шутейное и серьезное, элегическое и сатирическое, реальность и фантастику.Последняя, четвертая повесть, не вошедшая в издававшееся в 1990 г. в Роман-газете произведение «Судить Адама!» (http://lib.rus.ec/b/94654)


Необходимо для счастья

Перу Анатолия Жукова принадлежит немало произведений, получивших признание читателей и литературной критики. Рассказы, составившие нынешнюю книгу автора, объединяются в единый цикл темой ответственности человека в современном обществе. Писатель одинаково хорошо знает как городскую, так и сельскую жизнь, а создаваемые им человеческие характеры объемны и художественно убедительны.


Наш Современник, 2006 № 04

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дом для внука

Роман «Дом для внука» — многоплановое произведение о жизни колхозников, рабочих совхоза, специалистов, партийных и советских работников Средней Волги. Прослеживая судьбы своих героев, показывая их в острых драматических ситуациях, воскрешая события разных лет, автор исследует важные проблемы социального развития страны. За этот роман А. Жуков удостоен премии Союза писателей СССР за лучшее произведение о жизни современной советской деревни.Опубликовано в «Роман-газете» № 19 (905) 1980.Роман печатается с сокращениями.


Рекомендуем почитать
Избранное. Романы

Габиден Мустафин — в прошлом токарь — ныне писатель, академик, автор ряда книг, получивших широкое признание всесоюзного читателя. Хорошо известен его роман «Караганда» о зарождении и становлении казахского пролетариата, о жизни карагандинских шахтеров. В «Избранное» включен также роман «Очевидец». Это история жизни самого писателя и в то же время история жизни его народа.


Тартак

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фюрер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 9. Письма 1915-1968

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фокусы

Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.


Петербургский сборник. Поэты и беллетристы

Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.