Каждый день сначала : письма - [56]
В. Распутин — В. Курбатову
12 декабря 2008 г.
[Москва]
Твое поздравление было первым и подвигнуло (!) и меня тоже взяться за поздравительное ремесло.
С Новым годом и Рождеством Христовым! Дай Господь тебе здоровья, потому что сам ты или боишься врачей и больниц, или не любишь себя. Однако же если ты любишь своих родных, то и себя возлюби и не бросай на произвол судьбы, как говаривал Лев Николаевич.
А я вот только и делаю, что собой занимаюсь. Месяц пролежал в больнице, а теперь горстями вкушаю лекарства, которые выпускаются для олигархов. Видимо, поэтому на меня не действуют, но профессор мой настаивает, что надо.
Вчера был у Саввы. Он одновременно пишет три книги и ежедневно бывает в эфире или на экране. Я впервые оробел и посидел недолго. И это искренне: когда сам и слова молвить не можешь, а твой товарищ чудеса творит — поневоле откланиваешься, чтобы не мешать ему.
Письмо твое на чудесных дальневосточных открытках нарядно. Я по нескольку раз на дню вглядываюсь в них.
Стыдно: я ведь во Владивостоке не был. Все откладывал: потом, потом, тут же рядом, если от Иркутска. Вот и рядом. А теперь уже и не доехать.
Право, лечись, не ленись. На тебе ездит едва ли [не] половина писателей, живых и умерших, малых и великих. В том числе и я. Пора и честь знать.
В. Курбатов — В. Распутину
5 января 2009 г.
Псков
Зима пришла пушкинская — «Мороз и солнце!» В иные годы я уже летал на лыжах, перегоняя сверстниц в ватных штанах со старческим румянцем. А теперь вот с конца декабря сижу простуженный и не устаю вытирать слезы. Как все это стало долго и трудно. Уж не старость ли это? Откуда бы ей взяться в семьдесят-то лет?
Читаю Виктор-Петровичеву переписку, которую готовит Гена, и опять не знаю, где границы, перед которыми необходимо останавливаться в правде. И понимаешь, что правда растет только из полной правды, и все-таки поневоле останавливаешься: «ребятишки в журнале «Уральский следопыт» бездарненькие и убогие», Леонид Соболев «гнусь и человеческое ничтожество». Страшное это все-таки дело — художество. И не зря прозорливые старики от церкви говорили, что ТАМ с писателя спросится за каждого героя. Сами герои и спросят. Ведь они порой у какого-нибудь Толстого и Достоевского реальнее подлинных людей.
А хотел с Саввой по Михайловскому гулять, дышать морозцем и заставлять икать Швыдкого, но вот не успеваю вытирать слезы. Эх!
16 января 2009 г.
[Москва]
Дорогой Валентин!
Письмо получил, дошло оно всего за пять дней, как в XIX веке. И вот думаешь: с чего бы это? Кризис подействовал или совесть отыскалась? Подозрительно.
Виктор Петрович и уйдя остается самим собой. Слышишь в приведенных тобою высказываниях и голос его, и хохоток, и блестящие глаза. Живой, неуемный был человек, не нам чета. Я в болезни и лежачем положении его как- то и не представляю. Прямой потомок Киевской Руси до принятия Христианства, как и Петр Великий, как и многие иные, которых мы знаем и не знаем. Владимир Красное Солнышко до крещения имел больше десяти жен и больше тысячи наложниц, в языческие праздники в жертву приносил христиан. А еще до него плененным грекам в головы забивали гвозди.
Виктор Петрович тут, конечно, ни при чем, но остатки буйного характера и «припечатывания» нелюбимых и провинившихся могли и оттуда дотянуться. Хотя и в Сибири этой «нравности» было предостаточно.
А Киевскую Русь я ввернул потому, что читаю сейчас Ломоносова, «Записки из русской истории». Читать нынешнюю литературу не могу. Тяжко. Не завидую тебе, вынужденному читать слишком много.
А я ткнусь в журнал ли, или в книжные дары, от которых не знаешь куда бежать, и тянет опять к Бунину, Шмелеву, Евгению Ивановичу и Василию Ивановичу. Тебя бы на полгодика в какой-нибудь Александровский централ в одиночку и по списку только те книги, которые успокаивают и научают.
Гена наш полон оптимизма, но в последний раз, разговаривая с ним по телефону, я почувствовал, что и ему сейчас приходится туго. Я спросил об альбоме Толи Пантелеева, он ответил неуверенно, что потребуется еще примерно 700–800 тысяч. Значит, потребуется больше. Где их брать, я пока не знаю.
Моя богатая пенсия уже ничего не стоит. Я, конечно, что смогу, дам, но это будет малая часть, а где брать остальное, ума не приложу.
А впрочем, чего заранее ныть? Будем как-нибудь изворачиваться. Хотя и Толя, видимо, понимает, что предстоят трудности, и звонит теперь совсем редко.
Ждем: скоро Савва вернется в Москву, и жизнь опять закипит.
В. Курбатов — В. Распутину
14 апреля 2009 г.
Псков
Христос Воскресе, Валентин!
Как поет матушка-церковь, «да веселятся Небесная, да радуется Земная». Мы уж, верно, никогда не войдем в этот хоровод веселья и радости: где-то какая-то ниточка оборвалась — не связать. Но я еще нет-нет гляжу с надеждой, как пустеет по утрам воскресный автобус, как выходят сначала Успенские, потом Троицкие, дальше, за мостом, Архангельские, а через остановку Никольские и Анастасьевские. И скоро автобус будет приходить к вокзалу пустым и будет напрасно стоять там до окончания Литургии. И наше сердце опять станет одним. Христос Воскресе!
Вот книжка Марьи Семеновны! Я, видно, разучился читать: что-то мне мешает понять ее, хотя тут всё правда. Но кажется, исповедь — это храмовое дело и она не зря остается между священником и Богом; когда же она становится прилюдна, то жди, что непременно что-то утаишь, что-то приукрасишь и на фоне совершенной правды отдельных эпизодов целое накренится и смутит читателя. Он даже и не поймет, чем смутит, но отложит книжку с опаской и постарается не говорить о ней. Это смущающее больше всего относится к домашней части, к Виктору Петровичу.
При строительстве гидроэлектростанций на Ангаре некоторые деревни ушли под воду образовавшегося залива. Вот и Матёра – остров, на котором располагалась деревня с таким же названием, деревня, которая простояла на этом месте триста лет, – должна уйти под воду. Неимоверно тяжело расставаться с родным кровом жителям деревни, особенно Дарье, "самой старой из старух". С тончайшим психологизмом описаны автором переживания людей, лишенных ради грядущего прогресса своих корней, а значит, лишенных и жизненной силы, которую придает человеку его родная земля.
«Ночью старуха умерла». Эта финальная фраза из повести «Последний срок» заставляет сердце сжаться от боли, хотя и не мало пожила старуха Анна на свете — почти 80 лет! А сколько дел переделала! Вот только некогда было вздохнуть и оглянуться по сторонам, «задержать в глазах красоту земли и неба». И вот уже — последний отпущенный ей в жизни срок, последнее свидание с разъехавшимися по стране детьми. И то, какими Анне пришлось увидеть детей, стало для неё самым горьким испытанием, подтвердило наступление «последнего срока» — разрыва внутренних связей между поколениями.
В повести лаурета Государственной премии за 1977 г., В.Г.Распутина «Живи и помни» показана судьба человека, преступившего первую заповедь солдата – верность воинскому долгу. «– Живи и помни, человек, – справедливо определяет суть повести писатель В.Астафьев, – в беде, в кручине, в самые тяжкие дни испытаний место твое – рядом с твоим народом; всякое отступничество, вызванное слабостью ль твоей, неразумением ли, оборачивается еще большим горем для твоей родины и народа, а стало быть, и для тебя».
Имя Валентина Григорьевича Распутина (род. в 1937 г.) давно и прочно вошло в современную русскую литературу. Включенные в эту книгу и ставшие предметом школьного изучения известные произведения: "Живи и помни", "Уроки французского" и другие глубоко психологичны, затрагивают извечные темы добра, справедливости, долга. Писатель верен себе. Его новые рассказы — «По-соседски», "Женский разговор", "В ту же землю…" — отражают всю сложность и противоречивость сегодняшних дней, острую боль писателя за судьбу каждого русского человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.