Каждый день сначала : письма - [54]
Я сейчас вернулся из Академии наук, где сегодня прощание с ним. На почившего нисколько не похож. Лицо еще не отжило.
А завтра панихида в Донском монастыре и уже похороны.
А послезавтра я сделаю вторую, вернее третью, попытку уехать в Иркутск. Имею приглашение опуститься на полторы тысячи километров (!) на дно Байкала. Как я понимаю, надо показать Байкалу человека, который не принес и не принесет ему вреда, — вот и остановились на моей кандидатуре. Я бы и не против, но надо, чтобы позволила медицина, а сердчишко у меня не очень.
Поживем — увидим. А неплохо бы увидеть дно Байкала.
Светлане сейчас полегче, но надолго ли — как знать! Но в больницу ей придется возвращаться еще неоднократно.
В. Курбатов — В. Распутину
18 августа 2008 г.
Псков
Знаю, уже знаю, что ты опускался на дно Байкала. Ну и как оно там? Узнали вы друг друга? Ребята-то ученые хитрые. Они тебя как «амулет» опускали, как «жертву» приносили, чтобы их дела были благословлены, чтобы Байкал думал, что раз такого хорошего человека, который жизнь ему отдавал, опускают, то, значит, и сами ребята хорошие. А они чего там ищут-то? Это ведь всегда сначала просто по сторонам оглядываются, а потом, глядишь, что-то и найдут — нефть какую-нибудь, сохрани Бог. А огород-то, огород- то что? Травы и цветы? Кормовые и бахчевые? Представляю, как закричала душа, прося остаться.
Изо всех сил собираюсь в Ясную. Немного устал от псковского сидения. Только дачка и мила, но там сейчас дети, а комнатка там одна, так что график у нас скользящий: один приезжает, другой уезжает. Вот и запросился в Ясную. Нарочно поеду дня на два раньше, чтобы собраться душе перед писательским набегом, потому что там уже все пойдет кувырком. Знаем мы этих писателей, сами были…
О похоронах Солженицына хорошо написал Дима Шеваров. Как всегда, он видит любяще и чисто. А те, кто не видел, — досадливо. Как вон мне Миша Петров написал, что безлюбый был человек Александр Исаевич, не любил никого. Я тоже как-то так по книжкам и по жизни видел, что мы были для него только материалом для книг, персонажами его «дней» и «колес». Отчего я, грешный, и Матрену его так воспринимал. То есть он ее так постороннее написал — вот-де есть такие замечательные особи. Словно он не жил у нее, а только остро наблюдал. Ну это у меня от всех его книг. Он и себя так видел. Такое уж Господь определил ему послушание. У него «частной» жизни ни одного дня не было. Вся — социальный опыт.
Впрочем, что мы знаем? У Натальи Дмитриевны надо спросить. У детей…
Но тут уж подлинно успокоился.
И мир его мятежной, страдающей и справедливой душе.
В. Курбатов — В. Распутину
9 октября 2008 г.
Псков
Осень не просто пришла, а навалилась. Попробуй тут напиши что-нибудь спокойное, светлое, укрепляющее. А хочется писать именно такое. Это не эффектно и не героически, но уж давно ясно, что гнев только разжигает сердце, но не способствует укреплению дела. И по мне, сейчас они даже заинтересованы, чтобы мы злились и дальше и говорили о нравственной и физической гибели страны, потому что им только это и надо. А сопротивляться этой гибели можно только сохранением света и упрямством надежды.
«Спаси себя сам». Вот уж подлинно пришло время Серафима Саровского: удержись в свете, не сдайся унынию, и глядишь, и кто-то еще рядом спасется. Все старое толстовское правило: если зло сплотилось, добру надо сделать только то же самое. Правда, декларировать-то декларирую, но сам все больше разучиваюсь радоваться. А силой радости не возьмешь. И все-таки высматриваю ее ростки там и тут и ненароком ухватываюсь. Сейчас вот новый храм затеяли в Пскове в сложном новом районе — вот буду ходить с кружкой по заводам и домам, собирая народные копейки и пытаясь напомнить людям, что они на донышке-то еще народ, не все переделались в население. На бумаге-то теперь мало кого убедишь, твою «бумагу» завалят другими — порасторопнее и поагрессивнее. А вот когда с глазу на глаз, так иногда и ничего. Это ты сам сто раз видел на «Сияниях», особенно в малых городах. Да и в Иркутском театре на «Встречах» можно было в этом убедиться. Человек еще доверяет другому человеческому сердцу.
Гена вон уж о будущих «Встречах» думает и зовет Непомнящего[159] и Полякова[160]. Фигуры разные, но, может, оно и к лучшему. Драматургия во «Встречах» появится, мысль натянется в противоречиях и будет осмотрительнее и жестче.
В. Распутин — В. Курбатову
28 октября 2008 г.
Иркутск
Дорогой Валентин!
Даже самые великие, закончив непосильную работу, садились за рулетку и только таким образом восстанавливали здоровье. Пора и тебе принять эти способы восстановления здоровья и пополнения расходов.
Пишу я по делу, которое начинает меня тревожить. Речь — об альбоме Толи Пантелеева. Хорошо заметно, что пыл у Гены остыл. Но в чем дело, понять нельзя. Он с самого начала знал, что для него это и не доходная, и не выставочная на первый план книга. На энтузиазм либеральной публики тоже рассчитывать не приходилось. Но Гену это как будто не пугало. Не пугало даже отсутствие денег. «Много не надо, а мало найдем», — говорил он. Сейчас-то настроение явно меняется. Отказа пока нет, но он чувствуется. Гена остыл для этого подвига, встречи с Толей переносит с одного места на другое, и за год ни одна из них не состоялась. Я заговаривал с ним не однажды, особенно о том, что надо всем нам искать деньги. Он спокойно отвечал: много там не надо, а мало найдется. Думаю, что от этой книги он остыл, напирать на него мне уже неприлично. Толя приуныл, никаких переговоров с ним больше не ведется.
При строительстве гидроэлектростанций на Ангаре некоторые деревни ушли под воду образовавшегося залива. Вот и Матёра – остров, на котором располагалась деревня с таким же названием, деревня, которая простояла на этом месте триста лет, – должна уйти под воду. Неимоверно тяжело расставаться с родным кровом жителям деревни, особенно Дарье, "самой старой из старух". С тончайшим психологизмом описаны автором переживания людей, лишенных ради грядущего прогресса своих корней, а значит, лишенных и жизненной силы, которую придает человеку его родная земля.
«Ночью старуха умерла». Эта финальная фраза из повести «Последний срок» заставляет сердце сжаться от боли, хотя и не мало пожила старуха Анна на свете — почти 80 лет! А сколько дел переделала! Вот только некогда было вздохнуть и оглянуться по сторонам, «задержать в глазах красоту земли и неба». И вот уже — последний отпущенный ей в жизни срок, последнее свидание с разъехавшимися по стране детьми. И то, какими Анне пришлось увидеть детей, стало для неё самым горьким испытанием, подтвердило наступление «последнего срока» — разрыва внутренних связей между поколениями.
В повести лаурета Государственной премии за 1977 г., В.Г.Распутина «Живи и помни» показана судьба человека, преступившего первую заповедь солдата – верность воинскому долгу. «– Живи и помни, человек, – справедливо определяет суть повести писатель В.Астафьев, – в беде, в кручине, в самые тяжкие дни испытаний место твое – рядом с твоим народом; всякое отступничество, вызванное слабостью ль твоей, неразумением ли, оборачивается еще большим горем для твоей родины и народа, а стало быть, и для тебя».
Имя Валентина Григорьевича Распутина (род. в 1937 г.) давно и прочно вошло в современную русскую литературу. Включенные в эту книгу и ставшие предметом школьного изучения известные произведения: "Живи и помни", "Уроки французского" и другие глубоко психологичны, затрагивают извечные темы добра, справедливости, долга. Писатель верен себе. Его новые рассказы — «По-соседски», "Женский разговор", "В ту же землю…" — отражают всю сложность и противоречивость сегодняшних дней, острую боль писателя за судьбу каждого русского человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.