Казанова, или Развязка для одной новеллы - [17]

Андреа. Извините, шевалье, я, кажется, напрасно задержал вас… У вас неприятности, а мои сомнения…

Казанова. Советую вам пойти к своей возлюбленной и рассеять все свои сомнения…

Входит Амалия. Она возбуждена, заглядывает в другие комнаты, видимо, что-то ищет.

Вы, кажется, чем-то озабочены?

Амалия. За столом веселье, и никому нет дела, … А я слышу какой-то шум…

Андреа. Очевидно, начали проявлять беспокойство господа, которых запер Тито…

Амалия. Какие господа? И зачем их заперли?

Андреа. Не беспокойтесь… Надеюсь, я сумею освободить их из заточения.

Казанова. Пригласите их к столу! Я хочу напоследок, перед отъездом с Терезой в Вену, изрядно повеселиться в большой компании.

Андреа(проникновенно). Поверьте, шевалье… радушнее и добрее вас я не встречал людей!.. (Вышел.)

Пауза. Амалия устало опустилась на стул.

Казанова. В чем дело, Амалия?

Амалия. Вас ждут к столу.

Казанова. Я получил письмо… И так как должен немедленно дать ответ, то прошу меня извинить…

Амалия. Как вам будет угодно… (Помолчав.) Ты все-таки негодяй, Казанова! Эта дуэль, этот скандал… Анина собирается уезжать…

Казанова. Не говори мне о ней, философка! Я мог бы обладать ею, когда только пожелаю. Недоступных женщин на моем пути не было… Ну, а если и бывали… Пожалуй, я даже встретил одну в былые годы, но тут же нашлась другая, более податливая… Я не стал терять время и понапрасну вздыхать хоть один день.

Амалия. О чем ты сожалеешь? Ты прожил свою жизнь как хотел… И теперь ты еще всюду находишь женщин, даже если они не безумствуют от любви в тебе, как когда-то я безумствовала…

Казанова. Вчера ты мне сказала, что и сейчас влюблена в меня как в прекрасного юношу…

Амалия. Я молила тебя подарить мне одну ночь, но ты отверг меня, видимо, полагая, что еще можешь выбирать женщин по своему вкусу.

Казанова. Видимо… полагая… Что ты хочешь этим сказать?

Амалия. Ты и сам все прекрасно понимаешь!

Казанова. Анина — не женщина! Она — ученый, философ, пожалуй, даже чудо природы, только не женщина!

Амалия. Не уговаривай себя. Иллюзии — не лучший способ удержать то, что теряешь…

Казанова. Я стар… Посмотри на эти волосы, на это изможденное лицо… (Подошел к зеркалу и, словно собираясь выступить на сцене в какой-то шутовской роли, взъерошил волосы, так что пряди их совсем спутались, показал язык своему отражению, опустил углы рта и замычал, как бы пугая своего двойника.) Посмотри, до чего я страшен… Но я — Казанова! Разве по жилам моим бежит не тот же огонь желания и не те же соки юности? Разве я и теперь не тот же Казанова, каким был тогда?.. А если я Казанова, то мною должен быть посрамлен жалкий закон, именуемый старостью, которому подчинены другие?.. (Кричит.) Еще не поздно! (Задыхается, бессильно опускается на диван, он бледен, руки дрожат.)

Амалия. Господи, воды!.. Скорее!.. (Бежит к окну, но в парке веселье и шум, и ее не слышно.)

Тереза(зовет из парка). Казанова!

Сантис. Господа, добро пожаловать!

Андреа. Это же господа, которых запер озорник Тито!

Фламия. Красивые ребята!

Сантис. Ты уже порхаешь?

Гудар. Да где же Казанова?

Анина. Андреа, мы тебя ждем!.. Фламиния, господа…

Слышны хлопки открываемых бутылок, смех, музыканты начали играть бравурную мелодию.

Голоса. Казанова! Казанова!

Казанова. Вольтер!.. Вот кого я ненавижу!.. Теперь я закончу свой памфлет против него. Ты, старый фернейский мудрец, не умри до срока!.. Мы еще скрестим клинки!.. Ведь речь пойдет о философии — о Боге!

Амалия пытается дать ему воды, уложить на диван.

(Порывается встать и направиться к столу.) Я начну новый памфлет! Этот смешной и жалкий старик получит по заслугам за свою осторожность, за свою половинчатость, за свое раболепие!.. Чернил мне, бумаги!.. Скорее!

Амалия. Оставь… Тебе нельзя волноваться, ты погубишь себя!..

Казанова. Я должен послать ответ Сенату, этим старым маразматикам, выжившим из ума!.. Они не дождутся раболепия и смирения, я не припаду к их стопам!.. Я бросаю им вызов!

Амалия. Ты прав, но сделать это можно и попозже… Сейчас тебе надо успокоиться.

Казанова. Завтра я прочитаю Анине новую главу о Вольтере! Она — единственный человек здесь, в которого хватит ума оценить это. Она будет мною восхищаться!..

Амалия. Ты прекрасный писатель, у тебя острый ум…

Казанова. Она простит мои выпады… Я ведь и сам понимаю, что эта мистика чисел, именуемая каббалой, не имеет ни смысла, ни оправдания… И только мошенники и шуты используют ее в своих неблаговидных целях… Вот и я, Амалия, был шутом и кривлялся… Я не внушаю тебе отвращения?

Амалия. Я люблю тебя, Казанова… И всегда любила.

Казанова. Пить… Пересохло в горле.

Амалия подает стакан.

Да, я шут, кривляка и к тому же лгун!.. Я выпрашиваю у венецианских вельмож должность, кусок хлеба, родину!.. Попрошайка!.. А эта Анина… она думает, что радость долговечна… Но она растолстеет, станет морщинистой старухой с дряблыми грудями, сухими седыми волосами, беззубой и горбатой и наконец умрет… и ее съедят черви!..

Амалия плачет, пытается заглушить рыдания, но ей это плохо удается.

(Замечает это, берет ее за руку.) Не надо, Амалия… Если бы я был в силах каким-нибудь волшебством уничтожить себя, я бы сделал это, не задумываясь…