Картина первая
Амалия. Не потерпите ли вы еще немного, дорогой аббат? Вы, конечно, проголодались, но мне хотелось бы всем вместе сесть за стол. Сегодня такой день…
Аббат. Да, для вас приезд шевалье подлинный сюрприз! Разве могли вы когда-нибудь рассчитывать…
Амалия. Конечно, нет! Прошло ведь шестнадцать лет со дня нашей свадьбы, которая и состоялась только благодаря шевалье…
Аббат. Давняя история… В сущности, я весьма смутно припоминаю эту историю, о которой, не скрою, мне как-то поведал ваш муж, господин Гудар…
Амалия. В этом нет секрета. Гудар гордится этой историей и при случае всегда рассказывает о ней, как о самом счастливом дне своей жизни.
Аббат. Да, да… Отец вашего мужа, впрочем, как и ваша матушка, наотрез отказали вам тогда в своем согласии на брак с бедным школьным учителем…
Амалия. Мы жили в нужде, и этот брак, по их мнению, не сулил ничего хорошего… Вот тогда Казанова и пообещал великодушно устроить свадьбу на свои средства, да еще и денег дать на приданое.
Аббат. Разумеется, господин Гудар чувствует признательность к господину шевалье всю жизнь, как к своему благодетелю…
Амалия. Уже тогда он нам показался посланцем из иного, недоступного нам мира… Конечно, мы были очень благодарны этому чужестранцу… Он проезжал по пути из Рима в Турин или в Париж, я уже не помню… Помню только, что он подошел ко мне утром в церкви и обратился с вопросом… должно быть, у меня было заплаканное лицо — я ведь так переживала отказ родителей в свадьбе… так вот, господин шевалье, видя мое заплаканное лицо, обратился ко мне с вопросом, и я открыла ему свое сердце…
Аббат. Ничего удивительного… Говорят, в те времена к нему были ласковы все женщины…
Амалия(смеется). Еще бы… Разумеется, моя благодарность Казанове не выражалась ни коим образом: ни взглядом, ни уж тем более каким-то нескромным поступком… Я ведь так любила своего Гудара, бедного школьного учителя, отец которого, разорившийся купец, дал согласие на брак сразу, как только Казанова выложил необходимую сумму.
Аббат. Господин шевалье был известен как честный человек, слово которого…
Амалия. Хотя и странности различного рода уже были предметом досужих разговоров. Говорили, что нет более честного обманщика или бесчестного правдолюбца… Что-то в этом роде… Ведь он был в то время знаменит, слава о нем как о сердцееде распространялась по всему миру…
Аббат. Не только как о сердцееде… Его литературные труды, хотя я к ним отношусь более чем спокойно…
Амалия. И напрасно. Его спор с Вольтером вызывает истинное восхищение. При всей своей гениальности, Вольтер — безбожник, если не сказать богоотступник…
Аббат. Очень мило с вашей стороны, что вы изволите так говорить о величайшем уме нашего века…
Амалия. Я ничего не говорю. Вот почитайте. В последнем журнале печатают главу из памфлета Казановы, и я даже отметила себе вот эту страницу… (Раскрывает журнал на странице, заложенной ленточкой.) «Вольтер будет бессмертен, это несомненно, но он купит бессмертие своего имени ценою бессмертия своей жизни, страсть к острословию изгрызла его сердце, как сомнения — его душу, и поэтому…»
Аббат. Оставим напрасный спор о Вольтере, госпожа Гудар, тем более, что, повторяю, я не высокого мнения о литературных способностях шевалье. Я еще могу представить себе Казанову соблазнителем женщин, игроком, дельцом, политическим эмиссаром — кем угодно, только не писателем… Ведь ни его роман «Икосамерон», ни его трехтомное «Опровержение истории венецианского правительства, написанной Амелотом» не принесли ему большой литературной славы…
Казанова(он вошел с Гударом чуть раньше и застал конец спора г-жи Гудар с Аббатом). Ни к какой славе, уважаемый аббат, я не стремлюсь, и труд, предпринятый мною как раз теперь (кивнул на лежащий на столе журнал), приближает меня лишь к единственной цели: опубликованием памфлета против нечестивца Вольтера я рассчитываю на милость Высшего Совета, к которому обратился с просьбой разрешить мне вернуться на родину, в мою Венецию. Надеюсь на снисхождение благоразумных людей в Совете, которым, думаю, понятна тоска и тревога, снедающих человека на пороге старости.
Гудар. Синьор Казанова, позвольте представить вам аббата Росси, который…
Казанова. Не трудитесь, Гудар! В аббате я сразу узнал человека, с которым встретился двадцать семь лет назад на купеческом судне, направляющимся из Венеции в Кьоджу. У вас была тогда повязка на глазу, и какая-то крестьянка в желтом платке посоветовала вам воспользоваться целебной мазью, случайно оказавшейся у молодого аптекаря с очень хриплым голосом.
