Кайзеры - [67]

Кульминационным пунктом переговоров обеих корон с императором явилось подписание предварительного мирного соглашения между императором и Францией 13 сентября 1646 и предварительного мирного соглашения между императором и Швецией 18 февраля 1647 года с урегулированием территориальных уступок. В период между 3 марта и 21 апреля 1648 года император издал важнейшие документы, касавшиеся конституционного порядка в империи. Наиболее трудным был вопрос о «военной сатисфакции» шведов — весьма крупной сумме, которую шведское правительство задолжало своим солдатам. Выплата этой суммы теперь перекладывалась на субъектов империи. Кроме того, император должен был (и как император, и как эрцгерцог) отказаться от оказания помощи Испании и Бургундскому округу империи на все время франко-испанской войны. Лотарингия из этого мирного договора была исключена.

Глядя со стороны, трудно представить истинные масштабы всей трудных и многолетних переговоров о сложнейших и запутаннейших политических и правовых проблемах, представить, какая нагрузка легла на всех участников этих переговоров, которым все же удалось, в зависимости от конкретной задачи, перевести достигнутые решения либо в четкие юридические формулы, либо в неясные и расплывчатые компромиссные положения. В переговорах участвовали в общей сложности 194 дипломатические миссии из 16 стран Европы, представлявшие 140 субъектов империи и 38 прочих участников конгресса. Города, в которых проходил конгресс, напоминали порой пчелиные ульи. Венецианский посредник Альвизе Контарини, участвовавший в конгрессе с начала и до конца его работы, писал: «История прошедших столетий не знала столь представительного конгресса, собравшегося для заключения всеобщего мира, и подобного тому, который мы переживаем в маши дни, и который едва ли когда-нибудь повторится в будущие столетия». Необходимо также учесть, что но каждой из 347 статей этих мирных договоров велась отчаянная борьба, в которой сторонам пришлось проявить максимум интеллекта, проницательности и в то же время высокое чувство ответственности и готовность к политическим компромиссам, что участникам приходилось подолгу торговаться по каждому из этих пунктов и даже по каждому слову, и тогда станет ясно, что автор этих слов, один из самых опытных европейских дипломатов того времени, ничуть не погрешил против истины, считая сам факт созыва такого конгресса и то, что он позволил заключить мир, одним из чудес света (una delli miraviglie del mondo).

Ни одно из учреждений за пределами тех городов, в которых проходил конгресс, не изучало мирные трактаты так внимательно, как венский двор. Почта, еженедельно поступавшая из Вестфалии, представляла собой толстые пакеты документов с бесчисленными приложениями и информационными сообщениями. Эти документы должны были немедленно поступать на вход бюрократической машины, от которой требовалась очень большая оперативность, поскольку в Мюнстере послы ждали инструкций. На плечи императора также свалилась небывалая нагрузка. Он, естественно, не читал вес эти документы лично и полностью, однако он должен был на протяжении нескольких лет еженедельно принимать важнейшие и ответственнейшие политические решения, требовавшие от него большого напряжения. Пусть советники сводили пространные доклады и протоколы к коротким резюме, выделявшим важнейшие моменты (хотя и здесь они должны были уделить внимание нюансам и альтернативным вариантам), пусть они формулировали проекты инструкций дипломатам, непосредственно ведшим переговоры, пусть эти проекты затем детально обсуждались, изменялись и дополнялись на Тайном совете — все равно решение оставалось за императором и только за ним, лишь император должен был в конечном счете сказать «да» или «нет». При этом не следует забывать, что работа над мирными трактатами была, может быть, самым важным, но всего лишь одним из многих дел, заниматься которыми ему приходилось ежедневно.

Сохранившиеся архивы, как правило, не позволяют получить ясного представления о конкретном участии императора в этой повседневной бумажной работе. Тем не менее в ряде принципиальных решений в области мирной политики сороковых годов отчетливо просматривается стиль руководства, присущий именно Фердинанду III. В этих ситуациях император предстает перед нами как компетентный политик, которому свойственны трезвые оценки и высокое чувство долга и ответственности перед династией и государством, как человек, способный принимать в случае необходимости тяжелые, порой горькие решения и последовательно проводить их в жизнь. Необычным и в то же время характерным для Фердинанда III было то, что в таких, особенно трудных ситуациях он не собирал, как обычно, свой политический штаб — Тайный совет и не проводил обычных для его работы голосований, а обращался к ближайшим соратникам с просьбой высказать свое мнение по отдельности и письменно. Так он поступал в тех случаях, когда речь шла об основополагающих стратегических вопросах мирной политики.

В этих вопросах Фердинанд III начиная с 1637 года продолжал линию отца. В соответствии с этой линией он, как было однажды сформулировано в 1640 году, стремился «посредством по возможности всеобъемлющего объединения верховного главы и членов возглавляемого им сообщества» склонить врага (сюда относились наряду с «коронами» также Гессеи-Кассель и Брауншвейг-Люнебург) «к мысли о мире» (Wandruszka, 108). Из этого следует, что Фердинанд III рассматривал империю как организм, в состав которого входят голова и члены (сообщества), которым необходимо возвратить их естественные функции. Для этого следует пойти на уступки, при этом спор может идти не о возможности таких уступок в принципе, а лишь о их размерах. Из этого вытекает план, предполагавший три следующих этапа: во-первых, объединение всей империи вокруг императора, во-вторых, достижение военного превосходства, и, в-третьих, на основе достигнутого военного превосходства, изгнание армий иностранных государств с территории империи и последующее заключение сепаратных мирных договоров с этими государствами. В тот момент шансы на успешную реализацию такого плана были достаточно значительны, и, соответственно, размер уступок, на которые император был готов пойти в отношении иностранных государств, и, прежде всего, Франции, был невелик.