Каюта - [3]

Шрифт
Интервал

Он же тяжкий, зараза, больше ста кило!
Как его удержать?
А тут еще в люк не лезет,
Хоть плачь,
Ну и сорвался,
Только и успел что ухватить его рукой,
И боль, как паук,
От пяток до затылка,
И в спине что-то хрустнуло,
И дальше – все,
Улетел вслед за ним.
Сижу – в глазах круги
Лиловые.
– Что, не удержал? – (это командир)
А у меня даже голоса нет, верите?
Только клекот какой-то получается.
– Виноват… – говорю, потому что больше
Ничего
Не выговаривается.

У тебя же был пожар…

У тебя же был пожар…
Ну вот!
Скажи только: «Боюсь.
Вхожу в отсек и боюсь
Замкнутого пространства».
Пойми, это никак не проверить,
Поэтому никто из врачей
Не сможет доказать, что ты
Симулируешь,
И тебя спишут.
Вчистую.
И пенсию твою никто не тронет…

Больно… Тисками сжимает…

Больно…
Тисками сжимает,
Это мы в Баренцево море вошли,
По щиколотки,
А когда ляжешь на грудь,
То и вовсе с дыханием судороги,
Словно всхлипываешь,
И воздух не проглотить,
А он полдня плавал,
Когда смыло,
Пока его подобрали,
А он и сказать-то толком ничего не мог.
А нам интересно было,
Что он чувствовал,
Вот мы в воду и полезли…

Тепло – это внутри…

Тепло – это внутри,
Гладить надо что-нибудь
Мягкое,
Внутри себя придумать
И гладить,
гладить, —
Тогда уснешь
Быстро-быстро
И не будешь вздрагивать
Всем телом,
С головы до пят,
И
руками бить не будешь
Спящую жену.

Ой вы, горы-горы…

Ой вы, горы-горы,
ой сопки, ой пригорки, ой лощины,
ой,
как мы ехали-ехали-ехали,
ой,
как мы добирались до службы, ночью,
потому что все время ночь,
с разгону грудью о борт,
потому что сзади бежит к машине толпа
офицеров,
а кто-то ухватился руками,
и в спину его ударили,
и он, пьяненький, въехал под задние колеса,
а руки вцепились в борта – не оторвать,
и лезут через него
головы-ноги-шинели,
а потом и его подхватят и забросят в глубь,
пока машина урчит и набирает ход.

В соседней роте нашли вора…

В соседней роте нашли вора.
Он часы украл.
А дело происходило
На ОС-15.
Ему в трюме сказали:
«Завтра будем тебя судить».
Он ночью за борт выбросился.

А что вы думаете…

А что вы думаете,
Знаете, как у нас бьют,
Если у своих воруешь?
Возьмут в круг и – бляхами.
Только свист стоит.
А от вида крови
Все только распаляются.

Самые трусливые…

Самые трусливые
Должны быть самыми храбрыми,
Самые гадкие
Должны быть самыми мужественными,
Гнусные – добрыми,
Черствые – честными.
Никуда
не денешься:
Кругом – вода.

Другие люди вокруг…

Другие люди вокруг,
По-другому живут,
По-другому дышат,
По-другому слышат,
Их бы в подводники на несколько лет,
И они бы все делали, как мы.

Сердце тюкает…

Сердце тюкает
Слышу, как оно это делает:
– Тюк-тюк-тюк…
Лед кололи на дороге ломами.
Теперь из рук ручка вываливается,
Открытку не могу подписать,
Пальцы не держат.
На почте спросили:
– Вы пьяный?
А я сказал:
– Просто устал…

Протискиваюсь между трубами…

Протискиваюсь между трубами —
Там есть место, но узко, черт!
Надо туда обязательно влезь,
Чтоб до компрессора добраться,
И лезу, хоть в солнечное сплетение,
Больно уставился кусок трубы.
Надавливаю, наваливаюсь на него
И сдвигаю в сторону – фу! —
Вот и протиснулись,
Сейчас все исправим,
И раскладываю инструменты,
И тут же – просыпаюсь,
Долго лежу, ничего не понимая,
А потом начинаю искать тот кусочек трубы,
Что так больно впивался в сплетение…

У подводной лодки железные внутренности…

У подводной лодки железные внутренности,
Желтые отсеки,
Желтые приборы.
Говорят, этот цвет успокаивает,
Даже песенка такая есть,
«Желтая субмарина», —
Это значит, она такая внутри —
А раньше все красили серым,
Потому что считалось,
Что они на лодках долго не задерживаются.
А потом на лодках стали жить
Годами,
Стали все красить
В желтое.

Траву люблю…

Траву люблю,
И чтоб она подстрижена была,
И чтоб на ней роса,
И цветы,
Давно росу на траве не видел,
То автономка, то еще чего-нибудь…

А вы знаете, как трудно…

А вы знаете, как трудно
Нести карабин на согнутой руке?
И ходить по плацу по квадрату
Раз-два-три! – поворот, раз-два-три – пируэт!
Рука деревенеет, затекает и немеет,
Будто паучок пронзил локоть иголкой
И напустил в него своего новокаина.
А потом рука и вовсе становится ватной
И гнется туда-сюда,
И пальцы сами собой разжимаются.
Потренируйся вот так часов шесть подряд —
И рука запомнит, и через много-много лет,
Будет легко сминать пустую консервную банку
Словно она картонка.
А если б спросили: «Что нужно
Мальчугану, чтобы быстренько повзрослеть?»
Я бы ответил:
«Нужно боли учить».

Вот стою и изучаю…

Вот стою и изучаю
Бородавку на подбородке
У начальника.
А она какая-то коротко стриженная
И похожа на маленького, осиротевшего ежика,
Перенесшего сыпной тиф
И страдающего то ли тучными глистами,
То ли вдохновенными запорами,
Потому что при разговоре
Она корчится вроде бы от боли,
А разговор-то все больше о воинской
Дисциплине.
Правда, говорит только он,
А я с чувством внимаю, внимаю, внимаю
И постепенно осознаю, осознаю, осознаю,
Какой я большой негодяй…

«– Ро-та-а! Падъ-ем!..»

– Ро-та-а! Падъ-ем! —
Может, со мной приключится проказа,
И паралич,
Или отвалится нос?
Как после этой команды я по-ни-ма-ю
Чле-на вреди-те-лей,
Источивших на что-то полезное свой
Так умело скрываемый от окружающих
Член…

Тут один почил в бозе…

Тут один почил в бозе,
Не выдержал того, что уволили в запас,
Пил,
Потом язва на десне превратилась в рак.
Перед смертью он сказал:

Еще от автора Александр Михайлович Покровский
«...Расстрелять!»

Исполненные подлинного драматизма, далеко не забавные, но славные и лиричные истории, случившиеся с некоторым офицером, безусловным сыном своего отечества, а также всякие там случайности, произошедшие с его дальними родственниками и близкими друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей, рассказанные им самим.


«...Расстрелять!» – 2

Книга Александра Покровского «…Расстрелять!» имела огромный читательский успех. Все крупные периодические издания от «Московских новостей» до «Нового мира» откликнулись на нее приветственными рецензиями. По мнению ведущих критиков, Александр Покровский – один из самых одаренных российских прозаиков.Новые тенденции прозы А.Покровского вполне выразились в бурлескном повествовании «Фонтанная часть».


В море, на суше и выше...

Первый сборник рассказов, баек и зарисовок содружества ПОКРОВСКИЙ И БРАТЬЯ. Известный писатель Александр Покровский вместе с авторами, пишущими об армии, авиации и флоте с весельем и грустью обещает читателям незабываемые впечатления от чтения этой книги. Книга посвящается В. В. Конецкому.


Сквозь переборки

Динамизм Александра Покровского поражает. Чтение его нового романа похоже на стремительное движении по ледяному желобу, от которого захватывает дух.Он повествует о том, как человеку иногда бывает дано предвидеть будущее, и как это знание, озарившее его, вступает в противоречие с окружающей рутиной – законами, предписаниями и уставами. Но что делать, когда от тебя, наделенного предвидением, зависят многие жизни? Какими словами убедить ничего не подозревающих людей о надвигающейся катастрофе? Где взять силы, чтобы сломить ход времени?В новой книге Александр Покровский предстает блистательным рассказчиком, строителем и разрешителем интриг и хитросплетений, тонким наблюдателем и остроумцем.По его книгам снимаются фильмы и телесериалы.


72 метра

Замечательный русский прозаик Александр Покровский не нуждается в специальных представлениях. Он автор многих книг, снискавших заслуженный успех.Название этого сборника дано по одноименной истории, повествующей об экстремальном существовании горстки моряков, «не теряющих отчаяния» в затопленной субмарине, в полной тьме, «у бездны на краю». Писатель будто предвидел будущие катастрофы.По этому напряженному драматическому сюжету был снят одноименный фильм.Широчайший спектр человеческих отношений — от комического абсурда до рокового предстояния гибели, определяет строй и поэтику уникального языка Александра Покровского.Ерничество, изысканный юмор, острая сатира, комедия положений, соленое слово моряка передаются автором с точностью и ответственностью картографа, предъявившего новый ландшафт нашей многострадальной, возлюбленной и непопираемой отчизны.


Калямбра

Александр Покровский снискал заслуженную славу блистательного рассказчика. Он автор полутора десятков книг, вышедших огромными тиражами. По его сюжетам снимаются фильмы.Интонации А. Покровского запоминаются навсегда, как говорится, с пол-оборота, потому что он наделен редкостным даром в тривиальном и обыденном различить гомерическое. Он один из немногих на литературной сцене, кто может вернуть нашей посконной жизни смысл эпического происшествия. Он возвращает то, что нами утрачено. Он порождает смыслы, без которых нельзя жить.


Рекомендуем почитать
Поговори со мной…

Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.


Воровская яма [Cборник]

Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Дороги любви

Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


История Мертвеца Тони

Судьба – удивительная вещь. Она тянет невидимую нить с первого дня нашей жизни, и ты никогда не знаешь, как, где, когда и при каких обстоятельствах она переплетается с другими. Саша живет в детском доме и мечтает о полноценной семье. Миша – маленький сын преуспевающего коммерсанта, и его, по сути, воспитывает нянька, а родителей он видит от случая к случаю. Костя – самый обыкновенный мальчишка, которого ребяческое безрассудство и бесстрашие довели до инвалидности. Каждый из этих ребят – это одна из множества нитей судьбы, которые рано или поздно сплетутся в тугой клубок и больше никогда не смогут распутаться. «История Мертвеца Тони» – это книга о детских мечтах и страхах, об одиночестве и дружбе, о любви и ненависти.