Кавалеры Виртути - [27]

Шрифт
Интервал

Тремя часами позже раздался телефонный звонок. Дежурный по Складнице плютоновый Лопатнюк доложил, что несколько постов услышали выстрел, скорее всего из пистолета.

— В армии оперируют точными фактами, а не предположениями, — сухо сказал в трубку капитан Домбровский.

Лопатнюк объяснил, что донесения поступили к нему столь разноречивые, что установить, из чего стреляли, пока невозможно.

— Где раздался выстрел?

— В лесу, за нашими главными воротами, пан капитан.

Голос Лопатнюка звучал несколько подавленно, но спокойно. Такие единичные выстрелы время от времени раздавались то в одном, то в другом месте и раньше. Поэтому плютоновый не придал особого значения донесениям постов. Командованию он доложил о выстреле просто потому, что это входило в круг обязанностей дежурного.

— Далеко ли от нас выстрелили? — снова спросил капитан.

— За мастерскими Совета Порта.

Домбровский посмотрел в темный угол, где лежал майор:

— Ты слышал, Генрик?

Капитан знал, что комендант Вестерплятте уже не спит. И действительно, послышался скрип топчана, а через минуту на фоне оконного прямоугольника он увидел силуэт майора Сухарского. Распахнув окно, он стал чутко вслушиваться в ночную тишину. Новый телефонный звонок прозвучал в этой тишине непривычно громко. На этот раз звонил городской телефон, и трубку взял сам майор. На другом конце провода молчали.

— Алло, вас слушает Транзитная Складница, — громко повторил Сухарский.

И вдруг услышал незнакомый, чуть хрипловатый голос, который спокойно и отчетливо сказал по-немецки:

— Ди гесте коммен юбер ди брюке…

Часть вторая

СТО ПЯТЬДЕСЯТ ЧАСОВ

ПЯТНИЦА, ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ, РАССВЕТ И УТРО

1

Светало. От горизонта по воде уже протянулись к берегу залива первые полосы бледноватого света. На высоких городских башнях, на золотом плаще короля, фигура которого венчала вершину шпиля ратуши, на крестах кафедрального собора тлели розоватые отблески утренней зари. Но внизу, над руслом Мотлавы, над портом и над каналом еще лежала густая мгла, в которой слабо вырисовывались невыразительные очертания зданий Нового Порта, элеватора, складов и ажурные стрелы подъемных кранов, дремлющих над Мертвой Вислой. В этом сером, поглощавшем все краски рассвете зеленые кроны деревьев, растущих по всей косе, походили на темный, сильно удлиненный купол, опирающийся своими краями на высокую крепостную стену и плотно прикрывающий внутреннюю часть полуострова.

Вокруг царила тишина. Ни одна волна не тревожила водную гладь канала. Спящие на воде чайки еще не проснулись, а первый крик иволги был короток и слаб, почти не слышен. Правда, из глубины леса, с верхушек самых высоких деревьев отозвались другие птичьи голоса, но потом снова все замерло…

Стелющаяся над каналом мгла вскоре начала рассеиваться, обнажая носы плавучих портовых кранов, длинные глухие стены складов, крышу высокого элеватора, круглую башню старой крепости Вислоуйсьце и заостренные зубцы крепостных стен.

Первый сильный порыв утреннего бриза — и внезапно тишину наступающего рассвета разорвали орудийные выстрелы. Эхо их, отразившись от зданий Нового Порта, прибрежных рощ и крепостной стены, с глухим рокотом покатилось к морю. Секунду спустя где-то в самой узкой части основания полуострова вспыхнули очаги высокого пламени и раздались разрывы снарядов. В кустах неподалеку от ворот к железнодорожному полотну послышались голоса людей, а еще через минуту можно было уже заметить мелькавшие там и здесь силуэты немцев. Часы на башне костела в Новом Порту пробили третью четверть — было 4 часа 45 минут 1 сентября 1939 года…


Майор Сухарский медленно повесил телефонную трубку на рычаг аппарата и подошел к открытому окну кабинета. С минуту он стоял неподвижно, потом, слегка повернув голову, произнес в полумрак комнаты:

— Гости переходят через мост…

Майор сказал это, как всегда, спокойно, неторопливо и негромко, однако Домбровский уловил в его голосе какие-то необычные нотки — то ли взволнованности, то ли озабоченности.

— Объявляем тревогу? — спросил капитан.

Сухарский не ответил и продолжал стоять в той же позе, словно не расслышал вопроса. Домбровскому давно следовало бы привыкнуть к несколько странной манере своего начальника внезапно погружаться в глубокое раздумье и некоторое время совсем не реагировать на окружающих. Но как ни старался капитан приучить себя к этому, ничего у него не получалось. В таких случаях он обычно испытывал легкое раздражение и не умел скрыть своего нетерпения. Так было и теперь. Глядя в упор на майора, Домбровский повторил уже громче:

— Прикажешь объявить тревогу?

Голова майора качнулась немного влево. Голос его был по-прежнему спокойным, даже, как показалось капитану, каким-то бесцветным.

— Нет, Францишек. Солдаты измучены, пусть еще поспят.

Домбровский схватил висевший на поручне кресла ремень, надел его и застегнул пряжку.

— Ты еще сомневаешься, Генрик? Еще предаешься иллюзиям?

Майор долго молчал, потом заговорил с перерывами:

— Может, я и обманываюсь… А лучше было бы сказать… питаю надежду, хотя и очень слабую…

Они стояли посреди темного кабинета, разделенные столом. Капитан оперся руками о край стола и произнес несколько резковато:


Рекомендуем почитать
Призрак Императора

Он родился джентльменом-южанином и жил как на театральных подмостках, где был главным героем — рыцарственным, благородным, щедрым, великодушным. И едва началась Первая мировая война, рыцарство повлекло его на театр военных действий…


Двое из многих

Роман известного венгерского интернационалиста воскрешает славные страницы революционного прошлого советского и венгерского народов.На документальном материале автор раскрывает судьбы героев романа, показывает, как на полях сражений гражданской войны в СССР воспитывались кадры будущего коммунистического движения в Венгрии, как венгерские интернационалисты приобретали в Советской России опыт революционной борьбы, который так пригодился им в период установления народной власти в своей стране.Книга рассчитана на массового читателя.


Осколок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зеленые погоны Афганистана

15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.


Да, был

Сергей Сергеевич Прага родился в 1905 году в городе Ростове-на-Дону. Он участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, служил в пограничных войсках. С. С. Прага член КПСС, в настоящее время — полковник запаса, награжденный орденами и медалями СССР. Печататься, как автор военных и приключенческих повестей и рассказов, С. С. Прага начал в 1952 году. Повести «План полпреда», «Граница проходит по Араксу», «Да, был…», «Слава не умирает», «Дело о четверти миллиона» и многие рассказы о смелых, мужественных и находчивых людях, с которыми приходилось встречаться их автору в разное время, печатались на страницах журналов («Уральский следопыт», «Советский войн», «Советская милиция») и газет («Ленинское знамя» — орган ЗакВО, «Молодежь Грузии», «Молодежь Азербайджана» и др.)


Ровесники. Немцы и русские

Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.