Кавалеры Виртути - [28]

— А я не питаю ни малейшей надежды. И может быть, даже не желаю иметь ее. Есть дела, которые надо решать только с помощью штыка. До каких пор мы должны позволять им все? Сейчас, в эту самую минуту, они переходят через реку, а утром мы, может быть, узнаем, что Гданьск уже принадлежит немцам. Что ж, мы и на это будем взирать спокойно?

— Нет, тогда будем драться.

— Мы? Ты отдашь приказ о вступлении в Гданьск? Будем занимать его нашей ротой?

Домбровский горячился, и голос его звучал все громче. До боли стиснув пальцами край стола, он как бы пытался таким образом унять растущий в нем гнев. Но Сухарский не отвечал, и капитана охватило чувство досады. Обойдя вокруг стола, он подошел к Сухарскому, положил руки ему на плечи.

— Почему, Генрик, мы допустили это? Ответь, почему?

Несмотря на царивший в кабинете сумрак, на близком расстоянии оба хорошо видели лица друг друга. Глаза Домбровского лихорадочно блестели под нахмуренными темными бровями. И майор вдруг с грустью вспомнил другие глаза, виденные им когда-то, глаза элегантного и хвастливого польского военного атташе, который, возвратившись из Берлина, рассказывал в кругу офицеров о военном параде в столице рейха. Атташе восхищался чеканным шагом маршировавшей пехоты, говорил об артиллерии, потом о танках, правда, о последних с некоторым пренебрежением. Сам он, в прошлом улан, не скрывал, что с большим удовольствием наблюдал бы за прохождением легких, красочно расцвеченных кавалерийских эскадронов. Собеседники элегантного офицера, тоже преимущественно уланы, охотно соглашались с ним. Всем им были ближе и понятнее разговоры о кавалерийских атаках и верных конях. Никого не интересовали грохочущие, чадящие танки. А зря…

Сейчас, когда майор Сухарский вспомнил обо всем этом, в голову снова полезли тревожные мысли, которых он так боялся. А тут еще эти вопросы Домбровского, вопросы, на которые он сам не прочь был бы получить ответ.

— Ты спрашиваешь, почему мы допустили это. Не знаю, Францишек. И потом — ничего ведь еще не случилось.

— Можешь быть уверен, случится с часу на час, — резко бросил Домбровский. — И об этом хорошо известно нашему пану Ходацкому. Интересно, что он запоет, когда, проснувшись, увидит в Гданьске части вермахта?

— Не каркай! Может, немцы перебрасывают какой-нибудь новый транспорт с оружием или переодетый отряд СА. Для нас не тайна, что они давно занимаются этим.

— А мы спокойно наблюдаем и помалкиваем, — не удержался Домбровский.

Майор протянул руку к телефону.

— Позвоню-ка я Вицеку. Пусть все проверит.

Сухарский быстро набрал нужный номер в Гданьске. Но телефон молчал. Попробовал еще раз. Результат оказался тот же. Постучал по рычагу аппарата, подул в трубку, послушал немного, потом медленно опустил руку.

— Телефонная связь с городом прервана.

Майор снова подошел к окну и стал глядеть на слабые отблески рассвета, которые пробивались через плотную мглу, окружавшую полуостров. За спиной услышал голос капитана:

— Если они отключили нас от центральной станции, значит… — Домбровский осекся, но через миг овладел собой и подскочил к Сухарскому: — Немедленно объяви тревогу гарнизону, Генрик! Иначе будет поздно!

Едва он кончил говорить, как со стороны старой крепости Вислоуйсьце сверкнули длинные полосы огня, и тишину разрезал оглушительный грохот артиллерийского залпа. Фонтаны земли и клубы дыма поднялись сначала на краю учебного плаца, потом на самом плацу. По каменной ограде, опоясывавшей казармы, по крышам зданий застучали осколки. В тот же миг из коридора донеслось трескучее дребезжание сигнальных звонков — это били тревогу посты. Капитан Домбровский вопросительно посмотрел на коменданта Вестерплятте. Майор Сухарский отошел от окна и, снимая с вешалки каску, спокойно сказал:

— Проследите, пожалуйста, чтобы обед для гарнизона был готов вовремя, как всегда.

Старший сержант Войцех Найсарек, с трудом поборов сонливость, погасил свет, открыл дверь и вышел на крыльцо домика железнодорожной станции, где размещался его пост. Долго и глубоко вдыхал свежий предутренний воздух, резкими рывками расправлял плечи, энергично вращал головой, чтобы размять мышцы шеи. Окончательно отогнав сон, старший сержант начал рассматривать близкий берег моря и висящую над ним мглу. Потом, повернувшись, перевел взгляд на массивные въездные ворота, на мокрые от росы рельсы железнодорожной ветки. Через колею только что прошел капрал Шамлевский со своим патрулем. Солдаты ненадолго задержались у ворот, затем двинулись дальше вдоль крепостной стены и вскоре скрылись в кустарнике за зданием железнодорожной станции. Найсарек какое-то время прислушивался к удалявшемуся треску сухого валежника под солдатскими сапогами. Потом послышались несмелые и тихие голоса птиц, и старший сержант начал вглядываться в кроны деревьев, пытаясь обнаружить маленьких певцов. Но успел заметить на гладком стволе ближайшего вяза лишь огненно-рыжий хвост белочки.

В ту же минуту старший сержант услышал взрыв. Обернувшись, увидел, как раскололись на две части широкие и тяжелые въездные ворота, как их сорвало с петель и унесло вверх вместе со столбом огня, глыбами земли, обломками кирпича и дерева. В лицо Найсареку ударила горячая воздушная волна, со звоном посыпались осколки стекол. На какое-то мгновение он остолбенел, но тут же опомнился, резким движением руки повернул рычаг сигнала тревоги, схватил винтовку и бросился во двор.