Такие «комментарии» к своим мыслям я имел почти постоянно и они меня страшно раздражали.
Из-за всего этого непрекращающегося кошмара и часто возникающего чувства моей ненужности, у меня выработалось какое-то умилительное отношение к 48-му году (я родился в 49, в конце, а в 48 я еще не был зачат, то есть меня вообще как бы не было), который ассоциировался у меня с состоянием нирваны. Как-то недавно, разговаривая с Верой, я в шутку сказал, что, вот, мол, все хреново, хорошо бы застрелиться. И тут же с наслаждением подумал про себя о 48 годе. Вера тут же сказала: «А представляешь, если тебе сделают 48 операций на сердце и ты останешься жить калекой?». Причем я никогда Вере не говорил о своем приколе к этой цифре.
Особенно тягостные ментальные пространства я стал переживать в связи с комментаторским слоем к И ЦЗИНУ, когда мы начали использовать его в своих акциях. Самым сильным было переживание гексаграммы «Поражение света» (№ 36), когда мне как раз исполнилось 36 лет. Я ехал на такси по Шереметьевской улице и вдруг почувствовал, что весь мой внутренний ментальный созерцательный объем стал меркнуть, пошел как бы снег из черных хлопьев, он потемнел и угас (все это образно, разумеется, никакого реального черного снега и потемнения не было, было как бы затемнение и уничтожение ментального объема ума). Я очутился как бы в голой реальности, угасла сама среда иллюзий. Однако, это оказалось не совсем так — начался этап «апофатических» созерцаний, причем если раньше это было «вознесение» вверх по «чинам», то теперь — «нисхождение»: от самых «верхних» — серафимов — до «нижних», ангелов. Место Бога заняла черная дыра (отсутствие) и поэтому «высшие» чины, которые ближе всего находились к этой дыре, несли, соответственно, и очень тяжелое бремя «знания» об «отсутствии» Бога и соответствующую тягостную энергетику, как бы загораживая собой это «отсутствие» от «нижних» чинов и эманируя на них энергетику «незнания», в результате чего происходило как бы самоистребление, самоуничтожение вообще всей этой иерархии «бесплотных сил». Ее «духовная» функциональность сливалась с реальной, существующей среди людей, где каждый занимает свое место в социуме, не траспонируя его на «небеса». Причем интересно, что, если созерцание «по восходящей» длилось у меня чуть ли не год, то «апофатическое» созерцание произошло за какие-нибудь два — три дня (в смысле психоэнергетического переживания самоистребляющихся мыслеформ).
Москва 1983–1986
