Карьеристы - [22]

Домантас упрямо молчал. Мурза нервно раздавил в пепельнице окурок.

— Черт побери! В конце концов, я обещаю тебе выколотить из них десять тысяч! Что на это скажешь? — Выложив последний аргумент, Мурза встал и принялся расхаживать по кабинету.

У него не укладывалось в голове, как нормальный человек может отказаться от десяти тысяч литов. Неужели он плохо объяснил, не убедил? Если Домантас не берет такой суммы, значит, боится попасться? Других мотивов Мурза и предположить не мог, его мозги не были для этого приспособлены.

Викторас подошел к приятелю и положил ему руку на плечо:

— Пойми меня, Алексас, я не хочу подобных заработков.

— Но почему?

— Потому что это нечестные деньги…

У Мурзы сверкнули глаза.

— Брось ты свои наивные представления о порядочности. Нельзя предавать родину, но получить на законном основании десять тысяч и с пользой употребить их — долг каждого литовца.

— Долг каждого литовца поступать так, как того требуют честь и совесть.

— Мечтатель, романтик, наивный идеалист и еще не знаю кто! Знай, что всякий идеализм так же пагубен, как и страх. Это просто бегство от действительности, дезертирство с поля боя… Ты мыслишь какими-то абсолютными категориями. Прямо беда с тобой! Жизнь любит компромиссы. Ни на правде, ни на лжи далеко не уедешь. Дальше всего можно пойти с реальным взглядом на вещи, с умением применяться к обстоятельствам. Искусство жизни, умение жить — это все! А ты не понимаешь этого. Если закон тебе полезен, будь сторонником законности; если вреден, будь сторонником справедливости, и всегда тебе будет везти. Тогда не придется искать помощи у других, сам станешь кузнецом своего счастья! — с горячностью рассыпал Мурза пригоршни своих жизненных правил.

Домантас спокойно закурил и холодно возразил:

— Есть бессмыслицы, которые поначалу кажутся большой мудростью.

Окончательно потеряв надежду «просветить» своего протеже, Мурза пробормотал, опускаясь в кресло:

— Горбатого могила исправит.

Минуту оба молчали. Хотя Мурза и доверял Домантасу, но сейчас был озадачен тем, что без надобности открыл ему свои карты. Направляясь сюда, он не сомневался, что соблазнит Виктораса если не пятью, то десятью тысячами литов; конечно, он себя не забывал — за посредничество ему тоже перепадет приличная сумма, может быть в несколько раз большая, чем он посулил этому простаку. И вот его планы лопнули. Другого человека, который был бы так же популярен и одновременно предан и послушен ему, у Мурзы не было.

Конечно, он тут же решил лично встать во главе концессионеров, взять на себя официальную ответственность и получить весь гонорар. Однако теперь, когда Домантас знает, какими суммами оплачиваются такие «услуги», действовать было несколько неудобно. Хотя Мурза и не разделял убеждений, заставивших Домантаса отказаться от десяти тысяч, ему все-таки хотелось как-то оправдаться перед ним. А для этого следовало придать своему будущему поведению некий оттенок благородства, объяснить его патриотическими мотивами. Да и на самом деле Мурза не считал бесчестным подобный путь обогащения. А в данных условиях находил его даже вполне оправданным и целесообразным.

Поэтому он прервал затянувшееся молчание:

— Не понимаешь ты условий современной Литвы.

— Не понимаю? Всю жизнь прожил в Литве, родился в деревне, постоянно общаюсь с народом — и не понимаю Литвы? Вот те и раз!..

— Это ничего не значит. Я тоже родился в деревне, но мои взгляды, кажется, несколько шире мужицких.

— Никто и не считает идеалом взгляды простого мужика. Но понять деревню — это значит понять всю Литву. А ты еще до войны, когда служил где-то в России, успел отдалиться от родины.

— Осторожнее, мой милый, — обиделся Мурза. — Я не вижу необходимости хвастать своими заслугами… Но полагаю, что приношу родине больше пользы, чем ты, потому что знаю ее нужды.

— Литве нужны честные и справедливые деятели. Литве нужны личности. — Намек Домантаса был весьма прозрачен.

Мурза покраснел, но тут же овладел собой.

— Вижу, что сердиться на тебя бесполезно, ты рассуждаешь как ребенок. Совести, идеализма, добрых намерений у нас много, даже слишком много, — иронически улыбаясь, заговорил он, — но капитала нет и своих литовских капиталистов тоже. Вот чего у нас нет, вот что нам позарез нужно! У нас нет своих денежных воротил, своих промышленников, купцов, банкиров и других состоятельных бизнесменов, которые являются необходимым фундаментом благосостояния страны, ее культуры. Мы жалуемся, что наша печать, наше искусство влачат жалкое существование, нет средств на общественные и культурные нужды, за всякой мелочью обращаемся к помощи властей, а у государства на это денег нет. Мы же ничего серьезного не предпринимаем, чтобы улучшить положение. Напротив, лишь губим любую, сколько-нибудь смелую инициативу, всякий рациональный бизнес. Если кто-то из наших приобретет имение или построит дом, мы тут же чуть ли не врагом его объявляем. Надо кончать с этой наивной близорукостью. Радоваться бы, что вот и из литовцев кто-то прочно встал на ноги…

— Осуждаем за способ обогащения, а не за само богатство! Неужели ты считаешь, что цель оправдывает средства?