Карьеристы - [20]
На следующее утро ему позвонил Мурза.
— Ну и закатил ты вчера скандальчик! Наши «активисты» просто взбесились. Будь уверен, они не уступят.
— Я тоже не намерен уступать. Это принципиальный вопрос: кто имеет право увольнять служащих — начальник учреждения или посторонние лица?
— Надо исходить из практики, милый мой, а не из принципов. Лучше пожертвовать несколькими чиновниками, чем ссориться с такими энергичными людьми… Поверь, Викторас, тебе придется уступить и даже извиниться перед ними. Иначе не будет покоя. Ничего не поделаешь, один в поле не воин.
— Увольнять только для того, чтобы посадить своих?! Воистину государственная мудрость!
— Подожди, друг мой, не шуми! Освобождая место для тебя, мы тоже кое-кого уволили. Ты, кажется, понимал, что место директора занято, однако, насколько мне помнится, никакого скандала не устраивал…
Мурза знал, как уязвить Домантаса, и насыпал ему соли на рану. Викторасу стало не по себе, словно под дулами винтовок. В самом деле, увольнение его предшественника как-то не задело его совести; может быть, он был тогда слишком счастлив и не обратил внимания на несправедливость? В своем патриотическом пылу не заметил непатриотичных дел своих покровителей. Теперь, после упрека Мурзы, он замкнулся в себе, как улитка в раковине, мужество оставило его.
— Право, об этом я как-то не подумал, не обратил внимания… Но ведь Янкайтис получил другое назначение. Может быть, в департаменте он был не на месте и его следовало освободить?..
— Не городи чепухи! — резко перебил Мурза. — Если кого и стоило уволить, то скорее наших, привилегированных. Впрочем, ладно. Ко всему этому надо относиться философски. Знай: у тебя еще есть время подумать до завтрашнего дня. А завтра ты должен будешь подписать приказ об увольнении. Ты их обидел, и они теперь ни на йоту не отступят от своих требований. Если не выполнишь решения, и твоей службе может… Я не отвечаю за последствия. Прощай! Помни — выход у тебя только один…
Домантас бессильно опустил трубку на рычаг и долгое время сидел неподвижно. «Да, пожалуй, все это куда серьезнее, чем я предполагал…»
Он нашел на письменном столе сигареты и, сильно затягиваясь табачным дымом, глубоко задумался. Посягают не только на свободу совести некоторых чиновников, на их службу, заработок, но и на его, Домантаса, убеждения, взгляды, на его внутренний мир, в котором вся его сила, стимул для работы, цель жизни…
Да, ради его карьеры был уволен человек… Это недоразумение, ошибка, несправедливость… Но он не обязан повторять их. Надо как-то искупить свою вину. За Бутаутайте он еще поборется…
Так размышлял Домантас, но теперь его решимость не была уже столь твердой, как вчера…
Прошло несколько дней, а Домантас все не увольнял Юлию. Он чувствовал, что «активисты» зашевелились, интригуют, но держался и выжидал. Нервы его были напряжены. Может, поговорить с Бутаутайте, честно рассказать ей обо всем? Но на такой шаг он не мог пойти. Неудобно. Нельзя. Уж лучше в одиночку бороться с ними, тянуть время, может быть, они утихомирятся…
А если нет? Если примутся и за него? И его взгляды начнут «обсуждать» на своем заседании? Что тогда? Эта мысль бросала его в дрожь, словно холодным зимним ветром опахивала. Был бы он один — тогда все нипочем! Пусть увольняют, пусть преследуют! Знал бы, что пострадал за правое дело, и моральное удовлетворение искупило бы все материальные убытки. Но Зина, Альгирдукас?.. Для них это слишком сильный удар. Им не объяснишь тех чувств, ради которых можно отказаться от такой службы… Кроме того, он ведь был влюблен в Бутаутайте, и это осложняет дело. Трудно, ох как трудно!
А вскоре на него обрушился еще более страшный удар.
Как-то раз, когда он вернулся вечером из своего департамента, Зина встретила его тяжелым молчанием. Сидит рядом с Альгирдукасом и угрюмо, заплаканными глазами смотрит на играющего мальчика. Сын, увидев входящего отца, хотел подбежать к нему, но мать удержала и, обняв, прижала к себе. Со злым упреком глянула на мужа и снова склонилась к ребенку.
Домантас почувствовал: что-то случилось. Но жена молчала. Это обидело его. Сердито бросив портфель, он ждал, что будет дальше.
Наконец Домантене процедила:
— Я вижу, что ты совсем не думаешь о нас…
— В чем дело? — раздраженно кинул он.
И снова молчание.
— Ради своих… ради бывших… — всхлипнула Зина, — ради бывших симпатий ты готов оставить нас нищими!
Домантас сразу понял: ей что-то наболтали.
— Что ты несешь?! — воскликнул он. — Ради каких симпатий?
— Думаешь, не знаю?! Мне все известно! Партия решила уволить Бутаутайте, а ты поднимаешь скандал. Теперь уже… уже и тебя самого собираются выгнать. Боже мой, боже мой! Мы для тебя… — Голос ее дрогнул, и она умолкла.
— Нельзя же отнимать у человека хлеб только за то, что у него другие убеждения, — взял себя в руки Домантас, пытаясь объяснить ей свою позицию.
— Конечно, чтобы спасти ее, не жалко толкать в пропасть собственную семью. — И, обняв Альгирдукаса, Зина разрыдалась.
— Успокойся! Не делай из всего трагедии. Вечно ты…
— По-твоему, виновата я? — перебила она. — Я столько старалась, а ты? Боже мой!.. Пойдем, сынок. — И увела Альгирдукаса в другую комнату.
«Чердак, приспособленный под некое подобие мансарды художника. Мебели мало. На стенах рисунки, изображающие музыкальные инструменты. Беатриче играет на рояле вальс Шопена. Стук в дверь. Беатриче осторожно подходит к двери, прислушивается. За дверью голоса: «Открой!», «Беатриче!», «Пусти!», «Человек умирает!», «Скорей!» Беатриче отпирает дверь. Костас и Витас вносят на носилках Альгиса…».
Уже много лет не сходят с литовской сцены пьесы известного прозаика и драматурга Юозаса Грушаса. За них писатель удостоен Государственной республиканской премии и премии комсомола Литвы. В настоящий сборник включены наиболее значительные произведения народного писателя Литвы Ю. Грушаса; среди них — историческая трагедия «Геркус Мантас» — о восстании литовцев против крестоносцев; драма «Тайна Адомаса Брунзы» — трагическая судьба героя которой предрешена проступком его самого; трагикомедия «Любовь, джаз и черт» — о проблемах современной молодежи. В каждой своей пьесе Ю. Грушас страстно борется за душевную красоту человека, разоблачает уродующие его сознание пороки.
Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.