Карьеристы - [111]
Но что там такое? Ее внимание вдруг привлекло необычное зрелище. Похоронная процессия. Странная процессия. На некрашеных грязных дрогах гроб не гроб, наглухо заколоченное корыто, а сзади ковыляет единственный провожатый. На одной ноге. Вторая — деревяшка, окованная железом. Он шагал по булыжной мостовой, устланной осенними листьями, и вид у него был ужасен. Шлеп-трах! Шлеп-трах!
Девушка даже рот разинула. Словно из груди ее вот-вот вырвется вопль. Не двигаясь с места, она пропустила процессию.
Что за странные похороны? Даже в таком местечке, где люди ссорятся друг с другом тридцать лет подряд, покойника обычно провожают на грузовике, а уж провожающие напускают на себя самый серьезный вид.
Девушка пустилась вдогонку, поравнялась с дрогами и некоторое время шла по тротуару.
Кого он, одинокий, провожает? Скорее всего — жену. Где их дети? Где соседи? Где родственники? Почему он один-одинешенек?
Прохожие замедляют шаг, останавливаются на миг, смотрят с удивлением, но никому из них и в голову не приходит пройти вместе с одиноким хоть полквартала.
Ветер гонит мертвые листья, кружит их и швыряет в лицо: какой студеный осенний день!
Деревянная нога скользит, и человек падает на дроги. Но снова — встает и снова ковыляет.
«Почему бы ему не взобраться на дроги? — подумала она. — Почему бы ему не обхватить гроб? Путь ведь неблизкий. До кладбища еще далеко. А он совсем один, безнадежно один».
Девушка и сама не почувствовала, как свернула с тротуара и приблизилась к человеку. Ей вдруг показалось, будто она спит с открытыми глазами и видит сон: с каким-то непонятным упорством делает то, чего никогда наяву не стала бы делать.
Теперь они вдвоем шли за этими призрачными дрогами, и каждый из них казался существом из иного мира.
Свесив ноги, возница подстегивал клячу: ему не терпелось быстрей закончить это горестное путешествие — невелика радость, когда у тебя за спиной гроб, — и вернуться к своей привычной службе.
А одноногий, хоть и спотыкался, шагал упрямо, решительно, и выражение своеобразного достоинства не сходило у него с лица. Шлеп-трах! Шлеп-трах! Со лба его скатывались крупные капли пота, оставляя следы на грязных, серых как пепел щеках.
Он же развалина, подумала девушка. Кто ему поможет сгрузить гроб? Кто подсобил вынести его из дому? Кто коротал с ним те ужасные часы, когда смерть забрала, должно быть, последнего близкого человека?
Спросить? Нет. Лицо у него словно у раненого дикого зверя. Кажется, душа его переполнена неумолимой тревогой, гневом и презрением. Он, видно, горький пьяница, ненавидит людей, мстит им. А в гробу покоится мученица. И дроги так чудовищно скрипят, будто вторят чьей-то невысказанной жалобе.
Может, неделю назад он бил ее кулаками, а вчера пьяный стоял на коленях у ее смертного одра…
Одно ясно: ни одной слезы он не утер ей, никогда не помог нести ношу, равнодушно взирал, как она выбивается из сил и валится с ног. Он подтачивал ее жизнь, сначала цветущую, а затем едва тлеющую. Он пожирал ее, как ржа железо, только с еще большим остервенением. Он обрубал ее, как молодую елочку, пока не осталось ни одной ветки. Он уничтожил ее потайной мир и превратил в покорную безвольную рабу. А она? Она бродила, увязая в сугробах, по делянкам, стыла на строительных лесах, мокла в пару прачечной, чтобы принести ему хлеб. Она лежала рядом с живым покойником, испытывая отвращение к его ласкам, и, ослепленная какой-то святой глупостью, терпеливо несла свой бабий крест. Она даже не отважилась постричь свои длинные черные волосы, схватив за которые он обычно валил ее на кровать. Он не позволял ей стричься. Она была светом, который не в силах пронзить мрак, и любовью, которая умирает, не успев родиться.
И этот калека, да что там калека, этот безумец винил ее во всем, а прежде всего — в самом существовании. Кого же он станет обвинять завтра?
Погребальные дроги катятся из города, тарахтят по огромной березовой аллее к полям — студеным, пронизанным промозглой сыростью и продуваемым ветрами.
Она должна вернуться. Непременно вернуться. Но, взволнованная мучительной тайной, машинально продолжает идти за неизвестным гробом.
Может быть, все и не так, как она себе представила. Возвела напраслину на бесконечно одинокого человека, на того, кто, кажется, больше ничего и не видит, как только эти горестные дроги, больше ничего и не чувствует, как только горечь утраты и тоску по безвозвратно ушедшей жизни.
Наверное, он вовсе не обезумевший пьяница. Он вовсе не зверь. Нет, он не бил на той неделе свою жену кулаками. Не бил ни год назад, ни десять. Женщина хворала долго, очень долго, не вставая с постели. Она всем осточертела, все ее безжалостно оставили и позабыли. Только он, супруг, одноногий, с грубым пепельным лицом, переносил ее на руках, ухаживал за ней терпеливо, на редкость терпеливо, с невыразимой нежностью. А она, доведенная долгой болезнью до безумия, растроганная нежностью, воочию видела ореол, сияющий вокруг ее головы. Может, это и есть правда?
Но почему же, почему люди оставили его, такого великодушного? Почему он один?
Ответа не найти, хотя она старается увидеть их жизнь так же, как видит эти призрачные дроги. Нет, человек, тревожно шагающий рядом с ней, не расскажет о своем житье-бытье. Он не раскроет ей своей тайны. Разве можно постичь тайну ринувшейся вниз птицы, когда охотник подстрелил его подругу? Разве можно провести грань между светом и тьмой, которые окружают в мире все живое? Разве мыслимо понять ту страшную жестокость, неизменную спутницу любви?
«Чердак, приспособленный под некое подобие мансарды художника. Мебели мало. На стенах рисунки, изображающие музыкальные инструменты. Беатриче играет на рояле вальс Шопена. Стук в дверь. Беатриче осторожно подходит к двери, прислушивается. За дверью голоса: «Открой!», «Беатриче!», «Пусти!», «Человек умирает!», «Скорей!» Беатриче отпирает дверь. Костас и Витас вносят на носилках Альгиса…».
Уже много лет не сходят с литовской сцены пьесы известного прозаика и драматурга Юозаса Грушаса. За них писатель удостоен Государственной республиканской премии и премии комсомола Литвы. В настоящий сборник включены наиболее значительные произведения народного писателя Литвы Ю. Грушаса; среди них — историческая трагедия «Геркус Мантас» — о восстании литовцев против крестоносцев; драма «Тайна Адомаса Брунзы» — трагическая судьба героя которой предрешена проступком его самого; трагикомедия «Любовь, джаз и черт» — о проблемах современной молодежи. В каждой своей пьесе Ю. Грушас страстно борется за душевную красоту человека, разоблачает уродующие его сознание пороки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.