Карабарчик - [57]
Мерно шумел горный Чарыш. Гордо подняв ввысь могучие ветви, слушает его старая лиственница. Мимо нее много лет тому назад, дружно взявшись за руки, не раз проходили два мальчика — белоголовый и смуглолицый.
ДЕТСТВО ВИКЕШИ
Глава первая
Восьмилетний Викеша проснулся от легкого потряхивания за плечо. Увидя перед собой деда, он сразу вспомнил, что тот обещал взять его с собой в волостную управу, и быстро вскочил на ноги.
— Умывайся и за стол, да не забудь лоб перекрестить, а я пойду насчет лошади…
Маленькая подвижная фигура деда неслышно исчезла из просторной избы.
Запах свежеиспеченного хлеба наполнял опрятную избу. Возле печки хлопотала бабушка Авдотья, такая же сухонькая, как и дед. Она изредка поглядывала на внука. Викеша подошел к рукомойнику, наклонился над деревянной шайкой и раза два плеснул водой на лицо. Перекрестившись, уселся за стол.
— А мама где? — лениво потягиваясь, спросил он.
— Коров доит, а за столом потягиваться грех, — наставительно заметила старушка.
— А тятя? — продолжал расспрашивать мальчик.
— Собирает деда в волость, — коротко ответила Авдотья и поставила перед внуком блюдце со сметаной и горячий калач.
Обжигаясь, Викеша дул на хлеб, макал его в сметану и ел с наслаждением. Когда он собрался вылазить из-за стола, бабушка поставила лопату, которой она вытаскивала хлеб из печи, и подошла к Викеше. Она погладила его шершавой рукой по мягким, как лен, волосам:
— Мать молоко несет, попей парного.
В избу вошла молодая рослая женщина с открытым приятным лицом крестьянки. Она поставила подойник на лавку и взглянула на сына:
— Что так рано поднялся?
— Я с дедушкой в волость поеду, — разыскивая глазами картуз, ответил Викеша.
— А отца спрашивался?
— Не-ет, вчера мне дедушка сказал, что поедем.
Викеша знал, что маленький, сухонький дед слыл грозой для домашних. Его слово было законом в семье Булыгиных. С первых дней своей сознательной жизни Викеша понял, что все в доме безропотно подчинялись старику. Боялись его и односельчане.
Несколько лет подряд Василий Иванович Булыгин — дед Викеши — был старшиной Долговской волости. Правление находилось в селе Долгое, что в семнадцати верстах от деревни Озерной, где жили Булыгины.
Заброшенная вдали от железных дорог и промышленных центров Зауралья деревня Озерная привольно раскинулись среди озер и перелесков Челябинского уезда. Дальше на юг шла бескрайняя Тургайская степь. На восток, ближе к предгорьям Урала, лежали плодородные башкирские земли.
Большой крестовый дом Булыгиных, выкрашенный зеленой краской, резко выделялся на фоне серых крестьянских изб. Он, казалось, давил своей тяжестью, добротностью на захудалые постройки сельчан.
В тот день, как отправляться в волостную управу, дед долго искал в железной шкатулке какую-то бумагу и, найдя ее, бережно положил в карман частобора[36].
— Ну, готов? — спросил он внука и, не дожидаясь ответа, закрестился на иконы, одновременно отдавая распоряжения снохе: — Пестрого теленка не выпускайте, а то опять в огород заберется. Да собаку не забудь покормить. — Перекрестившись еще раз, дед надел картуз и вышел на крыльцо.
Утреннее июньское солнце заливало теплом широкий двор с саманницей и амбаром. Возле дома стоял запряженный жеребец и нетерпеливо бил о землю копытом. Отец Викеши держал коня под уздцы.
— Степан, повод отпускай, когда вожжи возьму, — садясь в тарантас, крикнул дед.
— Ладно, — тряхнув стриженными под кружок волосами, коротко ответил тот.
— Садись, — кивнул старик внуку.
Мальчик проворно взобрался в тарантас, и когда дед крикнул отцу: — Отпускай! — Викеша стукнулся головой о плетеную стенку короба. Огромный жеребец вынес тарантас за ворота и помчался по деревенской улице. Перед глазами Викеши замелькали рваные плетни, крытые соломой избы, переулки и огороды. Прячась в подворотни, лаяли собаки, и одну из них, к большому удовольствию Викеши, дед огрел кнутом.
Встречные мужики торопливо сдергивали войлочные шляпы и угрюмо сторонились к заборам. На поклоны дед отвечал лишь небрежным кивком головы.
За околицей лошадь сбавила бег и через полверсты перешла на ровную рысь. Когда обогнули небольшое озеро, дед увидел на опушке березовой рощи палатки цыган. Он торопливо вытащил из кармана старшинскую бляху и повесил ее на грудь.
— Я вам покажу, конокрады, как без моего согласия селиться! Я вас уважу, голубчики!
Булыгин поднялся на ноги и сильно взмахнул кнутом. Не ожидавший удара жеребец сначала потоптался на месте, а затем рванул тарантас. Дед направил коня на палатки цыган. Жеребец, всхрапывая, помчался прямо на табор. От быстрой езды полы стариковской одежды трепетали по ветру, как крылья хищной птицы, и весь он был похож на злобного коршуна.
Цыгане заметили деда поздно. Отчаянно ругаясь, он вихрем налетел на табор и начал хлестать кнутом опешивших людей. Послышались крики и визг бегущих женщин, плач детей.
Проехав по табору, дед вновь повернул коня на палатки. Сбивая копытами висящие над огнем котелки и чайники, жеребец вынес разъяренного седока к лесу. Старик бросил вожжи перепуганному Викеше, поспешно выскочил из тарантаса и, не выпуская кнута из рук, побежал к галдевшей толпе.
